Может, слишком завлекательно?
Только дурак будет думать, что у такого воина нет пары финтов в запасе. А Колючка отнюдь не дура. Будь быстрее, выносливей, умней, говорила Скифр. У нее есть свои финты, да.
И она уставилась на этот сапог, и облизнулась, как кошка на мясо, и смотрела долго, чтобы он заметил взгляд, – и бросилась вперед. Он ударил мечом, но она ждала этого удара и увернулась, и рубанула Скифровым топором – но не ногу, как он ждал, а на уровне плеча. Глаза его расширились, он отшатнулся, вздернул щит, поймал на него топор, но лезвие все равно ударило его в плечо, и кольчужные кольца полетели, как пыль из выбиваемого ковра.
Она ждала, что он отступит, может, даже упадет, но он просто пожал плечами, словно муху отогнал, и пошел вперед, сокращая расстояние – слишком близко для удара мечом! Р-раз! И он двинул ее щитом по губам, и она пошатнулась и попятилась. Боли нет, сомнений нет, голова не кружится! От боли она стала только яснее! Горм взревел, Матерь Солнце блеснула на стали, и она поднырнула под пронесшийся со свистом клинок.
Что ж, эта схватка тоже завершилась вничью. Но теперь они оба ранены.
Кровь на его кольчуге. Кровь на кромке его щита. Кровь на ее топоре. Кровь на губах. Она оскалилась и зарычала, и сплюнула красным в траву между ними.
Кровь
Завидев кровь, воины взвыли, подобно псам, и подняли шум, подобный шуму битвы.
Ванстерцы со своего края долины выкрикивали проклятия и молитвы, а гетландцы со своей стороны ревели, подбадривали и сыпали бесполезными советами. Топоры грохотали о щиты, мечи о шлемы, и к небу подымался гвалт, полный ярости и похоти, способный поднять мертвых из курганов или пробудить богов от спячки.
Ибо людям более всего по нраву смотреть, как другие сражаются со Смертью – ведь это дает им ощутить вкус жизни.
А у края площадки, среди рычащих и орущих ванстерцев, Бранд видел, как побелела от ярости Матерь Исриун, а Матерь Скейр рядом с ней спокойно прищурилась.
Гром размахнулся в заплечном ударе, Колючка увернулась, меч сверкнул совсем близко и взрыл землю, из длинной раны полетели вверх трава и комья. Бранд сунул в рот кулак и закусил костяшки пальцев – сильно, до боли. Стоит ему раз достать ее – все, конец, развалит напополам одним ударом. А поединок словно еще вчера начался, а он как затаил дыхание, так ни разу и не выдохнул…
– Матерь Война, пусть она не умрет…
Колючка танцевала, кружила по площадке. Это ее трава. Эта трава принадлежит ей. Она королева этой грязи. Она не слышала вопли воинов, не смотрела ни на Лайтлин, ни на Исриун, ни на Ярви. Даже на Бранда не смотрела. Мир сжался до нее и Сокрушителя Мечей, и нескольких футов травы у них под ногами. И ей нравилось то, что она видела.
Горм уже дышал тяжело, и пот бежал по нахмуренному лбу. Доспех на нем тяжелый, но она не ожидала, что это даст о себе знать так скоро. Он вот-вот выронит щит! Ха! А она может так кружиться часами. Она тренировалась часами, днями, неделями, всю дорогу вниз по Священной и Запретной и обратно.
Она кинулась на него, целясь мечом поверх щита. Слишком высоко, чтобы он нырнул под клинок, и он нырнул, но, как она и рассчитывала, поднял щит. А теперь – шаг в сторону, цепляем топором, верхней кромкой бороды Скифрова топора, по лезвию бегут письмена на пяти языках. Она хотела дернуть щит вниз, заставить его открыться, может, даже сорвать с руки – но просчиталась. Он взревел и резко дернул щит вверх, топор вылетел у нее из руки и, кувыркаясь, улетел высоко в воздух.
Однако в это мгновение тело его осталось без защиты, а Колючку учили бить и не сомневаться. Меч ее свистнул под нижней кромкой его щита и ударил в бок. Он чуть согнулся, переступил ногами. Острие пробило кольчугу и вошло в плоть.
Но удар не остановил его.
Он зарычал, отмахнул мечом, она попятилась, выпад, назад, он ударил снова, еще сильнее, сталь со свистом рассекла воздух, но она уже пятилась, не отпуская его глазами, и снова закружила вокруг.
Он развернулся к ней, и она увидела прореху в кольчуге, болтающиеся кольца и кровь в ране. И она видела, как он бережет бок, когда становится в стойку, и улыбнулась. В левой руке она теперь держала самый свой длинный кинжал.
Топор она потеряла, но в этой схватке победа – за ней.
О, теперь-то они ее славили. Как же, она ранила Гром-гиль-Горма! Мастер Хуннан вскинул вверх сжатый кулак, заревел одобрительно. Теперь-то воины, что еще недавно смотрели на нее сверху вниз, оглушительно колотили мечами в щиты, славя ее доблесть.
А те, кто умел складывать висы, уже наверняка нанизывал строки песни в честь ее победы. Они чувствовали вкус победы. А Бранд – нет. У него во рту стоял вкус страха. Сердце колотило о ребра, как молот Рин о наковальню. Он охал и дергался от каждого движения на площадке. И никогда еще он не чувствовал себя таким беспомощным. Он не мог творить добро. Не мог творить зло. Он вообще не мог ничего поделать!
