— Заходите. Можно у меня курить, переживу уж как-нибудь.
Ведьмы замолчали, переглянулись и снова посмотрели на меня. Они явно обрадовались. У всех четверых даже глаза блеснули какой-то зеленью.
— Ты нас приглашаешь? — довольным голосом проворковала Ксения. — Всех?
Нет, можно подумать, я кого-то на улице оставлю.
— Ну разумеется. — Я пожала плечами. — Заходите уж скорее все. Нам на последний этаж, и лифта нет. Но тут всего четыре этажа.
Мартин сделал широкий жест рукой:
— Дамы! После вас.
Ведьмы цепочкой проследовали в подъезд. За ними — я. За мною — нагруженный Мартин. Пока мы поднимались, я приуныла от непрошеных, но неизбежных воспоминаний. Еще недавно я шла по этой лестнице, наполненная радужным предвкушением, всерьез опасающаяся своей неопытности, но ведомая твердой решимостью… Наверное, и Мартин сейчас вспоминает тот вечер… Что же он думает про меня на самом деле? Только у дверей квартиры я встряхнулась и силой заставила себя думать о другом. Скоро я вернусь в Оленегорск, и все наладится. Все будет хорошо. А пока бессмысленно изводить себя горькими мыслями.
Я открыла входную дверь. Снежинка навстречу не вышла, но я не удивилась. На нее иногда нападала застенчивость при виде незнакомых людей. Она предпочитала сначала отсидеться в укромном месте, рассмотреть гостей, привыкнуть к ним и только потом неслышно появиться во всей красе — так, чтобы окружающие начали ахать и восторгаться ее белоснежной шубкой.
Снежинка должна была ведьмам понравиться, она всем нравилась.
А ведьмы ей? Это вопрос.
Девушек я проводила в комнату, а Мартина направила на кухню.
— Пакеты с одеждой в прихожей кинь — я чуть позже уберу, а съедобное на кухне на стол выложи. И шампанское открой, остальное — в холодильник.
В комнате я усадила ведьм на диван, расставила вместо пепельниц несколько пиал и предусмотрительно распахнула окно. В комнату вплыл летний городской воздух — смесь выхлопных дымов и чего-то нежного, сиреневого, цветущего где-то далеко, за три двора отсюда. Щемящее чувство тоски по дому сжало сердце, но я прогнала его. Не так плохо обстоят дела. Откуда ни возьмись образовался настоящий день рождения, с гостями и шампанским.
Мартин здесь, рядом…
Наверное, грех жаловаться.
Ксения, Аня и Люда с любопытством оглядывались по сторонам.
— А у тебя мило, Барашек, — сказала Аня. — Картинки такие прикольные.
— Да, симпатично, — сказала Ксения. — И картины действительно хороши.
Люда молча покивала, соглашаясь.
Одна только Ангелина, опустив глаза, внимательно рассматривала свои ногти и чему-то улыбалась. Эта улыбка вызвала у меня смутное недоумение. Я редко видела Ангелину чем-либо довольной, а вот сейчас она была очень, очень довольна. Хороший маникюр?
— Вы пока курите, не стесняйтесь, — сказала я гостьям, доставая из буфета цветные бокалы и большой серебряный поднос. — А я сейчас. Я быстренько.
На кухне Мартин уже сделал все, о чем его просили. Он стоял, опустив голову и сложив руки на груди, спиной к окну, и лицо его было в тени.
Преодолевая неловкость, я заговорила, постаравшись придать голосу шутливые интонации:
— Не стой здесь. Иди в комнату… тост пока можешь придумать. Цветистый, восточный. Про то, как высоко в небе парил горный орел, внизу бежала горная река, а потом неожиданно подвести к тому, что я умница-красавица и вообще молодец. А я сейчас все подготовлю, бокалы ополосну и приду.
Мартин качнулся, сделал шаг вперед и оказался рядом со мной.
Я вздрогнула: лицо у него было белое как снег, обычно голубые глаза потемнели, и в них сгустилась мутная болотная зелень.
— Данимира… — глухо пробормотал он. — Даня, Данечка…
Никогда раньше Мартин не называл меня так ласково, но вместо радости я ощутила тревогу.
— Ты выглядишь совсем больным… Что с тобой?
Мартин словно не слышал меня.
— Данечка, — снова пробормотал он. — Иди сюда, обними меня… — Его голос был странно жалобным.
— Нам нельзя… — начала было я, — чуть-чуть подожди… — Я хотела рассказать ему, какие надежды мною возлагаются на поездку в Оленегорск.
— Просто обними, — сквозь зубы сказал Мартин. Я посмотрела в больную муть его глаз и сделала, как он велел. Обняла его и положила голову ему на грудь, Мартин стиснул меня так, что мне стало трудно дышать, уткнулся мне в волосы, и мы застыли в этом объятии на долгое время.
