– Да. Она не ведьма, но та, кому поклоняются ведьмы. Это Геката – та, кто дарует им силу.
– Я разговаривала с богиней? – Лючия почувствовала, как кровь отливает от щек. Ее родная мать была ученицей богини! – Но… Я не понимаю…
– Пламя в чаше становится голубым, если изреченное пророчество правдиво. Никто, кроме Гекаты, не осмелился бы солгать перед этой чашей. Так, говоришь, при первом прикосновении к тебе рука ее была горяча, а при втором – холодна?
– Да, но здесь все просто и понятно: мои щеки были так горячи…
– Нет. Она наложила на тебя чары. Разве ты не мерзла после встречи с ней? А потом не думала целых несколько дней, что простудилась, и тебя бьет озноб, пока не привыкла? – Лючия кивнула, и Просперо указал на нее пальцем. – Вот! Поэтому ты и проникла незамеченной в мой дом, в мою личную башню и в самую надежную из моих сокровищниц. Та комната, что на самом верху, зачарована так, что внутрь не проникнет никто – ни букашка, ни вор. Так ответь же: как тебе удалось войти в нее без малейших усилий?
– Потому, что на мне лежало ее заклятье?
– Именно. Ручаюсь, сейчас тебе теплее, – кивок Лючии вызвал на лице Просперо довольную ухмылку. – Восхищаюсь ее рациональностью! Стоило тебе сделать то, что ей требовалось, и чары развеялись – ведь тебя больше незачем защищать!
– Но… нет, нет! Все равно в этом нет смысла! Зачем она велела мне сделать это? Разве вы – ее враг?
– Лично я – нет. Но ведьмы терпеть не могут упорядоченного, научного подхода к волшебству, применяемого нами, мужчинами. Могу лишь прийти к выводу, что богиня ведьм и колдовства решила обрушить сие неудовольствие на мою голову в десятикратном объеме. К тому же не забывай о кинжале. Я давно заподозрил, что между ним и Гекатой есть некая взаимосвязь. Он был… голоден. Он жаждал крови. Вот почему он сам потянулся ко мне.
– Допустим, я вам поверю, – заговорила Лючия, обхватив руками плечи. – Допустим, она просто воспользовалась мною, чтобы убить вас. Но что же тогда станется с моим замужеством?
– Ни о чем другом ты думать не в состоянии?
– Это моя судьба! – голос Лючии зазвенел, заполнив собою хижину. – Всю свою жизнь я трудилась ради этого! И даже не говорите, будто я совершенно не думаю об окружающих – как раз наоборот! Этот брак завершит войну, в которой гибнут мои родные и многие другие. Мы с Франческо должны помириться! Может, Геката действительно намеревалась покончить с вами, но ведь пламя сделалось голубым, стоило ей только заговорить о моем браке с Франческо!
– Но пламя также было голубым, когда она говорила о кинжале, который убьет того, кого ты любишь, и…
– Это же из-за вашего замысла убить Франческо этим кинж… – голос Лючии осекся. – Но… Теперь я не знаю, чему и верить! Тем самым утром, когда я отправилась в Милан, мать говорила, что видит наш брак. А кинжал убил вас, а не Франческо. О, как жаль, что мать не может помочь мне сейчас!
– Вот что случается, когда волшебство попадает в руки женщин, – буркнул Просперо. – Теперь у тебя нет никаких мыслей, кроме тех, что мать вложила тебе в пространство меж ушей.
– Осторожнее, ваша светлость! Моя мать мудра и желает лишь покончить с войной и увидеть свою дочь счастливой. Разве у других хороших родителей не так? Разве они не желают принести своим детям мир и процветание? Разве не стремятся к их счастью?
Просперо отвернулся.
– Есть более насущные заботы, – заговорил он, немного погодя. – Кинжал надлежит вернуть в Шотландию ко дню зимнего солнцестояния. Иначе на мой народ падет проклятие, и страдания его намного превзойдут беды Тосканы, – с этими словами он вновь повернулся к Лючии. – Ты должна вернуть этот кинжал за меня.
– Не могу! Я должна отправиться к Франческо и примириться с ним. Два столь различных меж собой пророчества не могут быть истинны одновременно. Если бы Франческо погиб от этого кинжала, то брак наш был бы невозможен. Мне приходит в голову только одно: вмешательство Гекаты сделало возможным и то и другое – в конце концов, она ведь богиня. Значит, я должна сделать так, чтобы моя судьба пошла прежним путем. Я выйду замуж за Франческо.
– Нет. Отвези кинжал в Шотландию. Чем лебезить перед тем, кто тебя возненавидел – он ведь считает тебя чудовищем! – сделай по-настоящему доброе дело.
– Я не могу допустить, чтобы он думал обо мне так!
– Как же ты собираешься переубедить его? Скажешь: «Любимый, ты ошибаешься: мы с герцогом всего-навсего разучивали пьесу»?
– Вы смеетесь надо мной… Однако я не какая-нибудь влюбленная дурочка. Мне нужно прекратить эту войну! Как я смогу сделать это, отправившись в Шотландию? Отчего не послать туда кого-нибудь из ваших слуг?
– Я не доверил бы этот кинжал никому. Но пока он у тебя, я, по крайней мере, смогу убедиться, что дело сделано, и помочь всем, что в моих силах.
Лючия непреклонно скрестила руки на груди.
– Первым делом я отправлюсь к Франческо.
– Подумай же как следует, твердолобая девчонка! Допустим, ты явишься к Франческо и начнешь обелять себя в его глазах. Что, если он лишь озлобится? Что, если нападет на тебя, и тебе придется защищаться? А чем? Кинжалом! Отправившись искать его, ты можешь сыграть на руку судьбе и
