Решил.
– Другие магички не согласятся, – пробормотал Угун, опасливо поглядывая на мохнатые крепкие пальцы у своего горла.
– Пусть не соглашаются. Они малосильные спятившие пьяницы, кто будет их слушать?
– Они разозлятся. А ты ведь хотел о чем-то их попросить, а?
Детектив медленно, будто с усилием, отнял руку.
– Это дочь ее убила, – упрямо сказал Угун, – я не знаю, как убила, но знаю, что ты это понял.
Вулф шумно вздохнул, глядя на писаря сверху. Очень сильно сверху.
– А я знаю, что тебе нравится быть живым гоблином. Поэтому заткнись.
Угун послушно заткнулся и обернулся в последний раз.
Уборочная команда молодых драконов заканчивала работу, и уже ничто не напоминало о толстом теле с раскинутыми руками, о стеклянно хрустящих под ногами сосульках и потеках крови на снегу.
Дракончики аккуратно полили огнем площадку, и весь снег перед дверью растаял. Под перепончатыми ногами хлюпали лужи с парующей водой, с крыш капало.
Большая острая сосулька сорвалась с козырька и ухнула вниз, с плеском упала в лужу, обдав горячими брызгами одного из драконов-уборщиков. Он отпрянул под дружное смешливое шипение, нелепо замахал короткими крыльями, а огромная сосулька почти сразу растаяла в горячей воде.
Под внимательным взглядом желтых глаз Вулфа Угун придал лицу скучающее выражение и сноровисто полез на спину патрульного дракона.
Николай Немытов
«Белая лилия» на черном берегу
Она стоит на валуне, раскинув руки, смеясь от восторга.
– Ах, Константин Викторович! Смотрите, какое море!
Яркий солнечный свет наполняет пространство синих небес и превращает волны то в громады бутылочного стекла, то в изумрудные горы. Шпагин улыбается, любуясь спутницей. Соленые брызги летят в лицо… Брызги в лицо…
Кто-то трясет за плечо.
– Шпагин, черт бы вас побрал! – ротмистр Тенишев кричит, приблизившись вплотную. – Не свалитесь, господин полковник!
Ночь. Ветер кидает в лицо снег, заметает дорогу. Черные ветви колышутся над головой, норовя зацепить. Склон так крут, что крыши домов оказываются едва ли не под ногами.
Люди задыхаются от ветра, который, кажется, срывает слова с губ и уносит вместе со снегом.
– Все нормально! – отвечает полковник, оглядывается – рядом с ротмистром солдат Серегин – совсем мальчишка.
– Где Алимка? – спрашивает Шпагин.
– Пошел вперед! Разведать дорогу!
Вряд ли в такую ночь кто-то поджидает их в засаде. Вообще, вряд ли кто-то знает, что они здесь, на Черном берегу.
Впереди грохнуло. Существо – в этой пустыне еще что-то обитает! – стуча когтями по камням, бросилось прочь, толкнув Серегина. Тот не удержался – длинная не по росту шинель постоянно путается в ногах, – упал на обочину в снег.
– Господи! – вскрикивает солдат.
Ротмистр скребет озябшими пальцами по кобуре: где же эта чертова застежка?
Полковник останавливает его руку:
– Спокойно.
Поздно суетиться. Что бы это ни было, оно уже убежало.
Деревья клонятся под порывами ветра, словно плакальщицы в черном над белым саваном земли. На тропе четкий силуэт. Сразу не поймешь, человек или зверь – неуклюжее существо, высоко поднимая ноги, бредет сквозь снег.
– Эт я. Алимка.
Коренастый татарин в кудлатой шапке подходит к Шпагину.
– Что там? – спрашивает полковник.
– Не ругай, Шпагин. Волк.
