со вчера, и по матбазе, и счета проверить нужно, а то старик подумает, что им пренебрегают. Тяжела ты, доля баронская, ну да ничего, мы, румынские бояре, народ работящий!
Спускаясь, я обдумывал, чем бы занять пажей, но раздумья были прерваны: внезапно что-то с шипением выскочило из стены, утробно мурча вцепилось мне в штанину, замахнулось лапой…
– А ну!
Упырь замер.
Я прямо ощутил, как он судорожно сглотнул, пытаясь сообразить, чем можно оправдать свое поведение, потом клыкастая пасть разжалась, когти на лапе втянулись, он немного сдал назад, сел на попу, поднял вверх усатую морду…
– Не верю.
Глаза бедного усатика наполнились слезами. Ему, несчастной жертве суровых гонений, не верил самый справедливый человек в замке!
– Ну ты еще всхлипни.
Кот опустил голову. Да, он понимает, трудно поверить, что это была лишь самозащита от мира, непомерно жестокого к таким маленьким существам.
– Типа ты ни при чем?
Мохнатая двуличная тварь легко поднялась на задние лапы, передними аккуратно тронув меня. Преданный взор был исполнен надежды.
– Вот сейчас пинка под зад!
Он опустился на камень, задумался, обернув себя хвостом, потом недоумевающе наклонил голову. Воля ваша, дескать, но за что?
– А кто меня укусить пытался?
«Я? Когда?!»
– Нет, все-таки пинка. И тапочкой по хребтине.
«Эх, господин барон… А я-то думал, что вы тут единственный нормальный человек».
– Будешь давить на жалость, отправлю в город. Там полно собак.
Упырь хищно улыбнулся, облизываясь.
– Ладно, иди сюда. Пусть лицемер, зато пушистый и теплый. Это уже немало, да?
Кот одним прыжком оказался у меня на руках, обнюхал по привычке шею, щекоча усами, потом огляделся, чуть слышно фыркнул. Наверняка считает себя тонким манипулятором. Один из волонтеров, стоявший у стены с веником в руке, смотрел как-то совсем обалдело. Что это с ним?
Кстати, ведь и в самом деле я единственный, на кого этот зубастый террорист ни разу не нападал. Это потому, что только я додумался угостить его молоком? Хотя скорее дело в запахе валерьянки, которым я пропитался во время весенней ревизии. До сих пор не выветрилось, столько было употреблено. Не мной, а из-за меня. Есть чем гордиться, да.
Два часа спустя я все-таки смог оторваться от работы и разогнуться, пройдясь по комнате и остановившись у окна. Мебель в кабинете стояла антикварная, и по уму за работу на ней надо было делать доплату, как за особо вредную для организма. Но кто ж меня пожалеет? Вот даже рыцари прислали кучу ненужных бумажек – я понимаю, святое дело утопить нового начальника в отчетах, только зачем они мне? Вроде договорились, что в городские финансы я не лезу, чего нервничают? Или есть поводы?
Внизу раздались жуткие крики, и по двору пробежали сначала несколько волонтеров, потом стражник и, наконец, гнавшийся за ними козел. Кажется, кто-то из бегущих с надеждой смотрел в сторону моего окна, но спускаться было лень. Их там много, Зверь один, пусть договариваются. Скажите спасибо, что я хоть кота у себя оставил, все послабление.
Стук в дверь оторвал меня от размышлений о причинах нервозности магистратских чинуш, вылившейся в бумагопад на мою голову.
– Войдите!
Первым в дверь прошло копье.
Держала его обеими руками Марти, идущая, судя по выражению лица, на смертный бой во имя Света.
Входящие за ней пажи были смущены, переминались, топтались с ноги на ногу, но, тем не менее, смотрелись подозрительно. Начала, кто бы сомневался, девушка:
– Мы все знаем!
– Да? И где же останки?
– Чьи?
– То есть вы не знаете?
– Вы его убили?!
– Да я тогда еще не родился!
Девушка смотрела на меня как красный комиссар на белогвардейца, остальные пажи изображали массовку, показывая всеми конечностями, что эта идея
