– Сильвия, – сказал Блеймир. – Красивое имя.
– Мы лишились дома. – Теперь его голос звучал тише и спокойнее. – Я не должен был обрекать ее на это.
Минуту-другую никто не говорил ни слова. Четыре пугала, что облокотились на огромную витрину «Вэлланса», два человека на ступеньке и чахлое тельце на коленях у Блеймира, все невидящими глазами смотрели перед собой, за дорогу с оживленным движением, на бесконечное пустынное поле по другую сторону. Блеймиру мало что было видно с того места, где он сидел.
– Это лишь воспоминание, – сказал, наконец, Блеймир. – Вовсе не факт, что это
Не оборачиваясь, тот человек снова затрясся в рыданиях.
– Я убил ее, – сказал он, – убил вот этим.
Он сунул руку в карман пиджака и вынул молоток на толстой ручке.
– Я бросил ее на железнодорожных путях.
– Может, да, а может, и нет. Возможно, она сейчас дома, ждет вас.
– Я убил ее. – Человек глубоко вздохнул и, внезапно выпрямившись, ударил себя молотком в лицо. Молоток перебил переносицу и застрял в глазнице. Человек вздрогнул, будто через его тело пропустили электрический ток.
Блеймир закрыл глаза и сложил руки на груди.
– Все это лишь обрывки чьих-то воспоминаний. Промельки, мимолетные видения из прошлого или будущего. Им необязательно сбываться.
Когда он вновь открыл глаза, мужчины на ступеньках не было. Мальчик, свернувшись калачиком, лежал под деревянным столом, за которым четыре пугала играли в «три листика».
Женский голос крикнул: «Почему? Я не понимаю».
Блеймир поднялся на ноги. Ринтаннен тоже встал. Место, где они оказались, напоминало сад за чьим-то жильем. Сверху на него со всех сторон смотрели дома. Блеймир, перешагнув низенький забор, оказался в соседнем саду. От детских качелей вдоль стены шла дорожка к приоткрытой двери. По ней прохаживалась женщина, она сжимала голову и непрерывно бормотала.
– Но что я такого сделала? – повторяла женщина. – Скажи мне – что?
Еще одно пугало, подойдя, зашагало рядом с Блеймиром, положив руку в перчатке тому на плечо. Из рукава пугала выпала игральная карта – четверка пик.
– Она встала сегодня утром, и жизнь была радостна и прекрасна, – проговорил Блеймир. – И вдруг все разом пошло под откос.
Женщина увидела их и поспешила к двери, открыв ее шире.
– Он не говорит мне, что я такого сделала! – крикнула женщина.
– Ложись спать, – шепнул Блеймир. – Попытайся снова.
Когда он от нее отвернулся, четыре пугала стояли на заснеженной дороге. Одно из них держало на руках мальчика и как будто пыталось что-то ему сказать. Или спеть.
Подойдя поближе, Блеймир расслышал: «…расскажу ему, что знал, о чем мечтал, когда сирень цвела»[23].
– Долго мы уже идем? – осведомился Блеймир, поравнявшись с отрядом пугал.
Пугала не шевельнулись и не сказали ни слова. Они никогда ничего не говорили. Честно говоря, Блеймир и сам не знал, умеют ли вообще разговаривать.
Они шли по дороге, время от времени замечая оклеенные обоями стены среди непрекращающегося снегопада, ветра и круговерти мелкого снега. Блеймир потрогал лоб мальчика. Серого цвета, как и вся кожа, он был совершенно твердым.
Он поднял голову от доски и увидел мистера Джонса, своего учителя английского языка. Тот уставился на него, подбрасывая в воздух кусочек мела и ловя его. Кэрол только что написал на доске несколько имен – ДИК ДЬЮИ, УИЛЬЯМ ДЬЮИ, ФЭНСИ ДЭЙ, ДЖЕФФРИ ДЭЙ, ФРЕДЕРИК ШАЙНЕР, ВИКАРИЙ МЕЙБОЛД – и как раз заканчивал фразу «Что за секрет вспомнила Фэнси, “который она никогда никому не откроет”?»[24]
– Вы задаете слишком много вопросов, мастер Блеймир, – ответил мистер Джонс.
– Сэр?
– Повторяю, вы задаете слишком много вопросов.
Он кивнул:
– Это был викарий, сэр. Викарий Мейболд. – Он окинул море лиц, глядящих на него, пока учитель продолжал подбрасывать мелок. – Вот какой секрет
