– Домашнего, потому что в промышленном полно всякой химии. А надо из чистого молока или сливок. Ну и сахара, разумеется… – Он обратился к Орхидее: – Значит, вы повязали шарф на Лохнесика, когда уходили?
– Нет, конечно, – сказала Орхидея. – Он же ручной, когда в шарфе. Кто же дом охранять будет?
Бондин кивнул:
– Мелисса его повязала.
– Я была в этом шарфе у Далии, – сказала Орхидея.
– Но откуда Мелиссе знать, как укротить вашего дракона?
– Ой, – отмахнулась Орхидея, – да все соседи знают. Я его в своих шарфиках выгуливаю по ночам. И полетать в них отпускаю, и он возвращается… Мне надо эту скотинку мороженым накормить, а то скоро огнем плеваться начнет. – Орхидея направилась к крыльцу. – А вы, если хотите, заходите в дом.
Так вот о какой скотинке она утром говорила!
Орхидея поднялась по трем ступенькам деревянного крыльца, толкнула дверь. Я и Бондин последовали в дом за ней.
Кухня была милой и светлой, с цветастыми занавесками на окнах и большим округлым холодильником годов, наверное, пятидесятых. Что было необычно – все верха шкафов были заставлены парными кружками. Я украдкой выключила око – все осталось таким же.
Орхидея поставила пакет с сегодняшним приобретением на стол, открыла холодильник и достала из морозилки большую пластиковую чашу.
Бондин вытащил из кармана стакан с монетами и тоже поставил на стол:
– Орхидея, спрячьте их пока. Я, как вернусь, улажу все с Бабой-Ягой.
– Хорошо. – Орхидея поставила чашу на стол, вытащила из пакета кружки, полюбовалась изображенными на них голубями, сунула деревянный стаканчик с монетами внутрь одной из них, а потом поставила обе кружки на шкаф, отодвинув толпу фарфора, которая уже была там.
– Отлично, – кивнул инспектор.
– Там их даже мама не найдет, – сказала Орхидея. – Она мои кружки терпеть не может.
– Но они такие красивые! – воскликнула я.
Кружки правда были красивые: разноцветные, нежных или ярких тонов, радостные, блестящие (с них явно регулярно смахивали пыль). И они очень украшали кухню.
Орхидея просияла:
– Да, и романтические!
Инспектор только молча улыбнулся.
Орхидея открыла пластиковую чашу, оценивающе глянула в нее – чаша была до половины заполнена сливочным мороженым.
– Как раз, – сказала Орхидея, потом взглянула на нас: – Может, вы тоже мороженого хотите? Я вчера попробовала сделать эскимо. Получилось вкусно.
Мы с инспектором дружно кивнули. Орхидея снова полезла в морозилку, достала два серебристых брикета и подала нам.
Мы поблагодарили ее, она ответила «на здоровье», взяла чашу и стремительно вышла из дома.
С эскимо в руке я выбежала вслед за ней. Я ведь никогда не видела, как драконы едят мороженое. И вообще – как они едят. И вообще – драконов.
Инспектор вышел следом.
Орхидея свистнула, и Лохнесик примчался. В виде собаки. Поэтому я повернула кольцо.
Орхидея поставила перед драконом чашку. Он сначала лизнул мороженое – язык у него оказался длинный, ярко-красный, раздвоенный! – а потом, погрузив морду в чашку, принялся уплетать, чавкая, фыркая и слегка взрыкивая от удовольствия.
Я тоже откусила от эскимо. О, какая вкуснятина! Шоколад был такой шоколадистый, а мороженое – нежное.
– Так забавно, – произнесла я, – что драконы питаются мороженым.
– Вообще-то, – сказал Бондин, тоже смакуя эскимо, – питаются они травой. А мороженым их кормят, только чтобы охладить глотку.
Довольный дракон поднял запачканную по самые желтые глазенки морду и икнул. Потом счастливо, вскидывая хвост с треугольным шипом на конце, вприпрыжку помчался по газону, сначала от нас, потом, добежав до угла дома, резко развернулся, вспахав когтями газон так, что полетели комья земли с травой, и снова к нам. Чуть не сшиб с ног хохочущую Орхидею, потом побежал обратно. Скрылся за домом, а через секунду мы услышали громкое «плюх».
– В пруд прыгнул, – сказала Орхидея, смеясь.
Мы все пошли к пруду. Он находился сразу за домом и был небольшим, неправильной, природной формы.
Дракончик блаженствовал в воде: над поверхностью виднелась только прямо-таки улыбающаяся морда с большими коровьими ноздрями и распластанные перепончатые крылья. Янтарные глаза были прикрыты. Бледно-розовые шифоновые полосы шарфа змеились среди листьев кувшинок, колышущихся на воде вокруг.
– Поэтому я и назвала его Лохнесик, – сказала, смеясь, Орхидея. – Он меня так удивил, когда впервые нырнул в пруд.