– Я просто… задумалась, – сказала я.
– Неужели обо мне? – ехидно спросил он.
– Ага. Пыталась представить, какая у вас могла быть невеста.
Он нахмурился еще больше:
– И зачем вам моя невеста?
– Ни за чем. Просто любопытно.
– Это вас не касается.
– Мой жених вас тоже не касается.
– О, еще как касается! Это из-за него мы должны были пролететь тысячи километров, а еще будем добираться до виллы, находящейся непонятно в какой глуши! Потратить целый день неизвестно на что! И все только из-за того, что он не объяснил этой девице Весловской, что она его больше не интересует!
– Как будто это бы ее остановило!
– Да если б она знала, что нет ни капли надежды вернуть его любовь, она бы не стала его увозить! Но он не обозначил, что между ними все кончено раз и навсегда!
– Нет, обозначил!
Но ведь он пошел с ней танцевать тогда, вечером, когда она еще не опоила его! И он так на нее пялился! Но ведь все мужчины пялятся на красивых женщин! У них это как бы инстинкт!
– Нет, не обозначил. Ты и сама знаешь, что не обозначил, – сказал Бондин.
– Знаешь, если мужчина даже женат, он всегда… поглядывает на красивых женщин! Но это ничего не значит! Ты бы тоже на его месте любовался ею!
– На его месте я бы любовался тобой, – бросил инспектор.
– Что? Ты… – Я слегка растерялась, до того эмоционально он это сказал.
Но он уже насмешливо глядел на меня:
– Хотя, может, ты и права, ею любоваться приятнее.
– Приятнее? Чем мной?! – Нет, он взбесил меня окончательно.
– Ага.
Да кто он такой! Чертов бюрократ! Чертов полицай!
Я вздернула нос и припустила чуть ли не бегом, чтобы уйти от этого придурка. Догнала Орхидею и Николая, сказала:
– Мы успеем на паром?
– Разумеется! – сказал Николай. – Он отходит минут через двадцать. А я вас домчу в момент.
Момент – это сколько? Судя по голосу дядьки, гораздо быстрее, чем двадцать минут. Я успокоилась. Ну почти.
Мы вышли с летного поля через небольшую калитку рядом с большими сетчатыми воротами. С поля вела широкая асфальтированная дорога.
– И никаких тебе проверок документов, ничего такого, – довольно пробормотала я.
– Это же только для своих, – сказала Орхидея, – для ведьм и… э-э… прочей нечисти.
– Ага, – сказал Николай, – вроде меня.
– А вы кто? – поинтересовалась я. Я-то думала, он просто из семьи ведьмы.
– Дед Мороз, – сказал Николай.
Шутит?
– Это по-вашему, по-русски, – пояснил он. – А в других странах Санта. Или Рождественский Дед. Или еще как.
Какое дурацкое чувство юмора у этого дядьки. Я не знала даже, что на эту шутку ответить, и промолчала.
Мы пошли по обочине дороги. И где же его хваленый загадочный транспорт?
А Николай с Орхидеей продолжили свой разговор о путешествиях. Николай говорил:
– Отпуск я люблю проводить в теплых странах. У меня-то, сами понимаете, снег да снег. Мне даже северные платят. Самые высокие. Ведь севернее-то некуда.
А! Он просто живет где-нибудь в тундре или во льдах. Вот и шутит, что он Дед Мороз.
– А на Канарах вы уже бывали? – спросила Орхидея Николая.
– Я ездил сюда отдыхать, когда испанцев на островах еще и в помине не было.
– А давно здесь испанцы? – спросила я.
– Лет четыреста, – сказал Николай. – Я и Ганса здесь встречал, когда он еще во плоти был.
