Он встряхнул мешком, хвастаясь своим ароматным урожаем. Рукава у него были засучены, брюки на коленях запачканы зеленью. Ловким движением он метнул пригоршню черемши в зияющий в земле провал.
– Это задержит твоего лазоревого друга – пускай нюхнет природного ладана. А смех у твоей Саламандры, как колокольчик, – то-то у них, наверное, уши зачесались!
Ксан благодарно улыбнулся фермеру, маячащему в густых уже сумерках с побегом черемши за ухом.
– Гарленд, не посмотрите ли, что у меня на спине? Под левой лопаткой. Как будто стрела застряла. – Боль расходилась по спине волнами, как круги от брошенного в пруд камня.
Фермер осторожно дотронулся до его спины:
– При таком освещении точно не разглядеть, но похоже на металлический осколок. Или на серебряное пламя.
– А может быть, на свернувшуюся саламандру, – вставила девушка, погладив больное место.
Ксан вздрогнул от ее прикосновения.
– Только и всего? – усмехнулся он. – Тогда пошли.
Я, должно быть, пропустил полдюйма кожи, когда обмазывался кровью, подумал он. Пробоина в кольчуге. Ну что же, скоро выяснится, серьезна ли рана. И даже если так, оно того стоило.
«Красота даром не дается», – говаривал Расс, доставая ледяную примочку, чтобы приложить ее к горящей коже.
Ксан и Саламандра спустились за Гарлендом к дороге, и все трое остановились, глядя в долину. Голубое небо потемнело. Во дворах деревень уже горели фонари, словно упавшие звезды, а закат раскинул по небу оранжевые и рубиновые вуали. Кое-где они неярко отражались от железных крыш домов и деревенских церквей. Небо постепенно продолжало темнеть, полосы сменили цвет на фиолетовый, зеленый и кобальтовый с золотыми прожилками и брызгами. Колокольни и дома стояли в долине, как стеклянное королевство из сна.
Боль притупилась, как тускнеет пламя, увиденное через закопченное стекло.
– Я тоже хочу научиться делать стекло, цветное, как делаешь ты, Ксан. – Саламандра взяла его за руку. – А еще хочу увидеть эти штуки, в которых написаны слова.
– Из тебя выйдет замечательный стеклодув. Мы будем делать такое стекло, какого еще свет не видел. Потому что кровь саламандры на мне и в тебе.
– Я хочу жить счастливо и умереть в один день, – прошептала она.
– Это демон вложил тебе в рот такие слова? Как такое возможно?
– Жить с тобой и умереть, Ксан. Да, это демон. Он вложил мне в рот разные слова, и хорошие, и плохие, слова-слезы и слова-богохульства, которые никогда нельзя говорить. – Она склонила голову к нему на плечо.
Теперь он видел, что во зло можно превратить все что угодно. «Неужели мир – горячее стекло, которое демон гнет, как хочет, в своих когтях? Но нет, не таково предназначение этого совершенного союза голубого неба и зеленой травы».
– То-то она удивится, когда увидит, что ты не всегда киноварной окраски с головы до ног, – заметил Гарленд, закинув мешок с черемшой за плечо. Он поглядел на пропитанные запекшейся кровью волосы Ксана. – Полагаю, сюрприз будет приятным.
– Как вы думаете, эти джинсы…
– Что?
– Да нет, ничего. – У стеклодува вырвался смешок. – Все нормально.
Крыши в долине замерцали и погасли, звезды, как искры, вылетели из небесного очага, и девушка ахнула от страха и восторга. Она как новорожденный ребенок, подумал Ксан, хоть и научилась говорить. Значит, он ляжет спать в мастерской, а ей уступит домик. Надо ей подрасти, прежде чем они смогут обручиться и жить счастливо до самой смерти. «Год и один день», – всплыло у него в памяти. Уж год-то и один день он подождет. Но он уже любит ее, с той самой минуты, когда помог ей выбраться из печи, а может быть, с того момента, когда прижал саламандру к щеке. Ее пролитая кровь пленила его сердце, словно мраморная плита была не оборудованием мастерской, а алтарем языческой богини, гранитным валуном, забрызганным жертвенной кровью, камнем, что много веков прятался в далекой жаркой роще сучковатых акаций. Саламандра горела в ярком огне, что плавил стекло. И у нее была душа.
Ксан вздрогнул, вспомнив о камне в озере голубого пламени и о лицах, покачивающихся под волнами. Опустив глаза, он увидел, как босые девичьи ноги ступают по острым листьям дикого ириса. О, как ему хотелось изменить мир, чтобы все дороги под ее ногами стали гладкими, как стекло!
Гарленд открыл машину и бросил черемшу в багажник. Ксан подумал, что никогда не сможет отблагодарить его за рассказ о живых созданиях, рожденных огнем. Они с Саламандрой придут к Гарленду в гости на его ферму. А потом он навестит Еву и покажет ей, какую женщину ему удалось завоевать. Вдова загрустит, потому что в старости перемены часто печалят, но пригласит их в дом.
Тепло и привольно им будет жить в многоцветье круглой, волшебной Земли.
– Послушайте! – Саламандра выступила вперед. До них донесся тихий хрустальный звон, такой прекрасный, что мурашки побежали по спине. – Музыка
