возражала.
Самое волшебное, когда отводишь ребенка в театр, это видеть и разделять его истинный восторг. После спектакля мы обсуждали мюзикл, медленно шагая в толпе зрителей к станции метро «Таймс-сквер». Я заметил, что у Селесты зеленые глаза с золотыми крапинками, точь-в-точь как у матери.
– Мне больше всего понравилось, как в конце кошка улетела на небо, – сказала она.
– Вознеслась на старой резиновой шине, – уточнил я. – Так с кошками всегда бывает.
– Мама говорит, что у нее аллергия, и поэтому мне нельзя заводить ни кошек, ни собак.
Внезапный поворот разговора застиг меня врасплох.
– У нее и правда аллергия, солнышко, – автоматически ответил я и сразу пожалел об этом. Дети просто невероятно проницательны. Селеста поняла, что я лгу, точно так же, как подозревала, что лжет ее мама.
Помолчав, она сказала:
– Когда я была маленькая, ты мне как-то рассказывал, что вы с мамой жили в доме с каким-то таинственным котом. Он был как Макавити в мюзикле.
Мюзик-холльный негодяй Макавити казался мне слишком шумным, чтобы быть окутанным тайной. А тот кот, которого припомнила Селеста, был очень тихий и вполне реальный.
– Тогда тебя еще и в проекте не было, – проговорил я, спускаясь вместе со зрителями вниз по ступеням метро.
Беспокоило меня то, что я совершенно не помнил, чтобы когда-нибудь рассказывал ей об этом коте или о доме Энис на Десятой Восточной улице. Это была вписка, на которой мы познакомились с ее матерью, Джоан Матой, в те легендарные времена, в конце шестидесятых.
– А как звали того кота? – спросила Селеста.
Мы уже ждали поезд в Хобокен на Тридцать третьей улице, в толпе пассажиров. Я стал рассказывать, и лицо моей маленькой слушательницы засияло так же, как только что на мюзикле.
– Кота звали Трапезунд. Был в древности такой город, очень далеко, на Черном море. Его хозяйка Энис была историком и готовилась к защите докторской диссертации, а еще она стала хиппи и решила устроить у себя дома вписку.
– Значит, вы с мамой были хиппи! – со смехом воскликнула Селеста.
– Я-то точно был. А маму сама спроси.
В те далекие времена мое положение в городе было довольно шатким. Глупая любовная ссора, из тех, которые часто случаются в двадцать один год, выгнала меня с насиженного места, и я оказался в гостях у Энис. Но в эти подробности я вдаваться не стал.
– А какой был Трапезунд на вид?
– Большой рыжий кот, очень умный. – Я не сказал девочке, что жители этого района и этой квартиры достигли редкой степени расширения сознания и изменения восприятия. Наверное, их благотворное влияние распространилось и на Трапезунда.
– У этого кота всегда был любимчик. Когда я только что поселился в этом доме, он ночами спал на груди у очень тихого парня с Юга, который ночевал на диване в гостиной. Энис шутила, что кот его усыновил. Каждый раз, когда в квартиру приходил новенький, кот уходил с дивана, садился и смотрел на него. А тот тихий парень раздевался догола, опускался перед новичком на колени и целовал ему или ей ноги.
– Он целовал тебе ноги? – недоверчиво улыбнулась Селеста.
– Мне было жутко неловко. Но некоторым другим, как я заметил, это нравилось. Они как будто думали: «Ну вот, наконец справедливость восторжествовала, и мне целуют ноги». А еще я увидел, что во взгляде Трапезунда появлялась какая-то гордость, как у хозяина собаки, которая по команде показала трюк. Возможно, родные этого парня узнали, что с ним творится, – в один прекрасный день в квартиру явились его родители и забрали его домой.
– И что сделал Трапезунд?
– Он привязался к другой жиличке – мечтательной девушке, которая училась на танцовщицу. Он спал у нее на кровати, в алькове рядом с кухней. Мы прозвали ее Цветочницей, потому что она приносила домой то розу – из тех, которые продают цыганки в барах, – то букетик ландышей, то горшок с геранью.
А потом ее привычка вышла из-под контроля. Она притаскивала свадебные букеты, ящики красных гвоздик, охапки фиалок. Вписка стала похожа на склеп. Трапезунд резвился среди цветов, жевал папоротники и играл с опавшими лепестками.
Цветочница осунулась и глядела затравленно. Как-то раз она пришла домой с двумя сумками желтых нарциссов. Потом с орхидеями – как пить дать краденными. Она расставляла цветы на полу у кровати, а Трапезунд смотрел на нее так, словно она украшала его алтарь.
Потом полиция поймала ее, когда она обрывала клумбу тюльпанов на садоводческой выставке. Когда она исчезла, Трапезунд обратил свое внимание на меня.
В ту минуту пришел поезд, и мест нам не досталось. Я держался за поручень, а Селеста за меня. Мы пели отрывки из «Кошек». Она хорошо запомнила слова. Другие пассажиры отводили взгляды.