и шелковых листьев. Хотя шею Эльстер и украшало золотое ожерелье, в этом танцевальном зале она почувствовала себя тусклой монеткой.
– Мне надо вам кое в чем признаться, – шепнула она на ухо принцу, когда они снова сошлись в фигуре танца. – Я не дочь колдуна.
Принц взял ее под руку, но не грубо, а так нежно, словно боялся, что она исчезнет:
– Это шутка?..
– Когда-то и я вела столь же роскошную жизнь. Простыни, такие нежные, словно вздох. Смех и шампанское в бальных залах. Мне даже белошвейки были без надобности, потому что я никогда не надевала одно и то же платье дважды. Мои родители были вашими саксонскими вассалами. Они давно умерли. – Эльстер выскользнула из объятий принца и подошла к ближайшему окну. Она дождалась, чтобы он приблизился и снова прижал ее к себе. – Ведь это окно выходит на восток, правда? Там мой родной край…
Она повернулась к принцу. На секунду ее взгляд задержался на фиолетовой орденской ленте у него на груди.
– Много лет назад… я потеряла счет годам… ко мне в спальню влетела черная, как демон, птица.
– Фон Ротбарт! – с негодованием воскликнул принц.
Эльстер кивнула:
– Он похитил меня, унес к себе в глушь и заточил в башне. Теперь каждое утро я просыпаюсь в лебедином обличье. Каждую ночь он добивается моей руки. И я всегда ему отказываю.
– Никогда еще я не видел подобной добродетели. – Принц прослезился, шагнул назад и преклонил колено. – Хотя вполне очевидно, что и сам дьявол не устоит перед вашими чарами.
Его глаза подозрительно заблестели, словно он сейчас заплачет или продолжит нести сумасшедший бред. Такой же блеск Эльстер иногда замечала и в глазах Одилии. Девушка сжала руку принца, но оглянулась через плечо туда, где рассталась с дочерью колдуна. Искусством превращения человека в птицу на кашемир или дамаск не заработаешь. А перья – они конечно же мягкие, но не настолько.
Утрата
Когда Одилия была совсем маленькой, отец на святки любил рассказывать ей страшные сказки. В одной говорилось о том, как безумная кухарка поймала двадцать дроздов и запекла их в пироге, на радость королевского двора. После этого Одилии снились кошмары о том, что она заперта в темной и жаркой печи, под тяжелой коркой горячего теста, с пищащими птицами. Пирогов она не ела много лет.
Глядя на то, как Эльстер танцует с принцем, Одилия почувствовала, как ее сердце сжалось от боли. Она не знала, что делать, чтобы страдание отступило, – плакать или кричать. Но когда она приблизилась к ним, ей стало легче.
– Так ты об этом предупреждала меня в карете? Это твой выбор? – спросила Одилия.
Эльстер кивнула, но руки ее, обнимавшие принца за шею, опустились.
Слова rara lingua слетели с губ Одилии, как шипение, и лишили девушку человеческого обличья. Разгоряченные щеки Одилии были мокры – возможно от слез. Она позвала отца: пусть лебедя отнесут за ноги на кухню и запекут для принца в слоеном штруделе.
Филин
Влетев в окно в облике ушастого филина, фон Ротбарт решил напугать дворян леденящим душу воплем. Он знал, что грозный вид внушает уважение. Но в бальной зале царила такая какофония – придворные вскрикивали, гвардейцы рявкали, оркестр пытался сыграть что-нибудь веселенькое, – что от его воя в обморок упало всего три человека.
Фон Ротбарт примостился на высокой спинке стула у почетного стола. Одним движением плеч он сбросил свою мантию из перьев и уселся, положив ноги на скатерть, а сапоги в блюдо с тушеной кабанятиной.
– Полагаю, что псовая охота – забава, вполне приличествующая царственным вырожденцам.
Но его никто не слушал.
Он подумал, не залезть ли на стол, однако после каждого превращения колени давали о себе знать острой болью. Как и спина. Вместо этого он протолкнулся через толпу к дальнему концу стола, где, похоже, находился центр переполоха.
Такого зрелища он никак не ожидал: заплаканная Одилия в кольце взведенных мушкетов! Гвардейцы тряслись от страха. Принц кричал на нее. Король дергал сына за рукав.
Фон Ротбарт поднял руки. Искусственные деревья застонали от внезапного порыва ветра, который опрокинул бокалы, сорвал с голов парики и сдул с паркета шелковые листья.
– Постойте! – прогромыхал он. – Остановитесь и выслушайте меня!
Все взгляды обратились к нему. Увидев, что мушкеты тоже последовали их примеру, Ротбарт испытал некоторое опасение.
– Эй вы, приказываю вернуть мне Эльстер! – Лицо принца побагровело от ярости, на губах показалась пена.
– Кого-кого?
– Не ври, колдун! И выбирай слова.
Король встал между ними. Он словно вмиг постарел и выглядел теперь так же дряхло, как фон Ротбарт себя чувствовал.
