женственное…
Одилию раздражало, когда на женщин вот так налепливали ярлыки. Неужели она перестает быть женщиной, если ей не хватает яркой миловидности таких девушек, как Эльстер? Она опустила глаза на брюки, которые любила носить не только потому, что они были удобны, но и потому что раньше они принадлежали ее отцу. Руки ее были не белы, а покрыты чернильными пятнами и землей могилы, которую она начала рыть для отца. Побег подорвал его силы. Каждый его вздох мог оказаться последним.
– …на чем люди отдыхают, куда преклоняют голову во сне. Может быть, если я выберу подушку, то покажу глубину своих чувств к его дочери, предстану прежде всего любящим мужем, а затем уже доблестным королем…
– Он ее любит? – спросила Одилия.
Король что-то промямлил, явно не желая отрываться от своей истории.
– Ваш сын. Он любит ее?
– Что еще, как не любовь, выгонит высокородного юношу в леса? Он променял корону на терновый венец. К тому же вы представляете, что творится теперь, когда все узнали, что пропала принцесса? Каждый крестьянин в округе приносит в замок птиц, надеясь получить награду.
– Принцесса… – Горькая улыбка коснулась уголков губ Одилии. Пустился бы принц в свои скитания, если бы знал, что его возлюбленная всего лишь белошвейка? Но тут Одилия вспомнила руки Эльстер, ее нежные губы и кожу…
Может быть, Эльстер на роду было написано родиться принцессой. Одилия читала в отцовских книгах о птицах, которые выбрасывают яйца из чужих гнезд и откладывают туда свои. Может быть, и с девушками такое бывает. Бедные родители никогда не поверят, что голодный птенец – подкидыш. И принц, возможно, тоже ничего не заподозрит.
Если у Одилии отняли нежеланную судьбу королевской невесты, почему бы ей самой не выбрать свое будущее? Почему бы не взять то, в чем ей отказывают?
– Ваши кольца…
– Стоят небольшое состояние. – Король стянул с пальцев тяжелые перстни с рубинами и жемчугом. – Так как насчет выкупа за невесту? Я мог бы представить вам более подходящего жениха из моих придворных…
Одилия взяла перстни, тяжелые и теплые.
– Этого хватит, – сказала она и пригласила короля следовать за ней.
При свечах она отвела его вниз, в сырой погреб. Пустая клетка, похоже, его немного напугала. Одилия вынула один ящик с черными яйцами, затем другой:
– Она здесь. Все они здесь. Забирайте.
Король взял одно яйцо, осмотрел его и потряс над ухом.
– Смотрите в дырки. – Она поднесла к яйцу свечу.
Король заглянул в отверстие с одной стороны.
– О боже, – пролепетал он. Яйцо выпало у него из рук на пол и разбилось, словно древний керамический сосуд. – Там… там внутри спал человечек!
– Я знаю! – Одилия откинула скорлупу босой ногой. Острый осколок поранил ступню и оставил кровавую полосу на камне. – Не беспокойтесь, вы его освободили. – Она оставила королю свечу. – Найдите яйцо принцессы. Разбейте все, если хотите. Принцесс там может оказаться несколько.
Одилия пошла вверх по лестнице.
– Она часто наступала ему на ноги.
– Что-что?
Король провел ладонью по проклятым яйцам:
– Когда я смотрел, как они танцуют, я заметил, как часто эта девушка наступает на ноги моему сыну. Можно было подумать, что ее родители допустили серьезную оплошность и не научили ее танцевальным па. – Он с грустной улыбкой поднял взгляд на Одилию: – Да, именно это можно подумать.
Одилия взбежала по ступеням на верхний этаж башни, в отцовскую лабораторию. Увидев ее, гербовый орел в клетке завопил в оба клюва. Одилия совсем забыла о нем после их возвращения, ведь только у ее отца хватало храбрости кормить эту птицу.
На книге по таксономии лежало последнее золотое яйцо. Она подержала его в ладонях, затем подошла к окну и распахнула ставни. Ветер ударил в лицо. В ином обличье она сможет улететь далеко. Может быть, к самым горам – или к морю.
Жажда странствий внезапно охватила ее с такой силой, что она задрожала всем телом. Тяжело бросать привычную жизнь.
Все еще прижимая яйцо к груди, она спустилась в отцовскую спальню. Когда она дотронулась до его лба, он с трудом открыл глаза. Отец попытался что-то ей сказать, но сил не хватило.
Он никогда не рассказывал Одилии о смерти и горе – разве что однажды упомянул о том, что мать-пеликаниха оживляет детей собственной кровью. Вдруг Одилию охватила надежда, что отца исцелит ее любовь. Она складывала слова rara lingua с уверенностью, удивившей ее саму. Потом вспомнила иллюстрацию в ученой книге, и челюсть ее заломило. Во рту поселился соленый вкус океана. Она опустила взгляд на свои руки: там, куда капнул белок,
