– Предлагаю провести переговоры цивилизованно.
– Папа! – воскликнула Одилия.
– Если вы хоть чем-то навредили моей дочери…
Стоящий неподалеку кардинал расправил свои багряные одежды.
– Ваша дочь только что околдовала невинную девушку.
– Она улетела, – сказал принц. – Моя милая Эльстер улетела из замка. В ночь. Одна.
Фон Ротбарт огляделся по сторонам. Впервые за долгие годы люди окружили его со всех сторон, и от отвращения, страха и ненависти на их лицах слабость сковала его по рукам и ногам. Старый немощный дурак! Рассчитывал к ним подольститься и подбросить дочь во дворец, как кукушка яйцо!
Только сорока польстилась бы на эти блестящие безделушки – жалкая птица, что завидует человеческой речи.
Он сделал глубокий вдох, задержал на миг дыхание – и волшебство началось. В теле его закружился вихрь, так что легкие заныли. Чародей болезненно скривился – треснуло ребро. Вместе с порывами ветра изо рта вылетела пара зубов. Нарисованные на потолке облака сгустились, потемнели и пролились дождем на почтеннейшую публику. Сверкнула молния.
Придворные разбежались, а Одилия поймала посланный фон Ротбартом порыв ветра. Он схватил ее и унес из дворца прямо в небо. Говорить колдуну было больно, и он спросил только, не ранена ли она. Следы слез на ее щеках ответили: «Да, папа».
Черный лебедь
– Фон Ротбарт!
Одилия выглянула из окна. Она ожидала принца. Может быть, он пришел с мечом, или мушкетоном, или войском в тысячу человек. Но она не ждала короля в карете, запряженной фыркающими жеребцами. В шерстяном костюме он выглядел настоящим щеголем, а круглая меховая шапка, по ее мнению, шла ему куда больше, чем корона.
– Фон Ротбарт, я прошу вашей аудиенции.
Одилия сбежала вниз по лестнице и открыла двери. Король снял шапку и вошел.
– Фрейлейн фон Ротбарт.
– Ваше величество. – Она вовремя вспомнила о реверансе.
– Ваш отец…
– Папа заболел. С того… с того вечера он не встает с постели.
– Печально это слышать. Ваше исчезновение было великолепно. При дворе много дней только и разговоров было, что о нем. – Король усмехнулся. – Нельзя ли побеседовать с вами наедине?
Одилия отвела его в гостиную, которая отпиралась редко. Мебельная обивка до того запылилась, что хозяйке дома стало неловко.
– Здесь тихо. Конечно, если не считать птиц, – произнесла она. Король поморщился. – Прошу прощения… Ваш сын…
– Говорят, он помешался – так считают те, кто его видели. Он скитается по лесам и полям, надеясь найти ее – лебедя днем и прелестнейшую деву ночью. – Он потеребил в руках свою шапку. – Но ведь она больше не превратится в девушку, правда?
Одилия села в отцовское кресло и покачала головой.
– Если только, дитя мое, – замялся он, – ваш отец… или вы сами не согласитесь снять свое заклятие.
– А зачем мне это делать, ваше величество?
Король подался вперед:
– Когда я ухаживал за королевой, ее отец, могущественный герцог, прислал мне два подарка. В одном свертке был древний меч с потемневшим, зазубренным лезвием. Герцогу он достался от многих поколений предков, а им послужил в бессчетных военных кампаниях, каждая из которых была победоносной. – Король воздел сжатый кулак. – Держа в руке его просоленную веками рукоять, я почувствовал, что могу повести за собой армию.
– А что было в другом свертке? – спросила Одилия.
– В нем была подушка.
– Подушка?
Король кивнул:
– Подушка из золотой парчи, набитая гусиным пухом. – Король засмеялся. – Посланник также доставил мне письмо, в котором говорилось, чтобы я принес с собой на ужин в герцогстве один и только один из этих подарков.
– Это было испытание.
– Так сказал и мой отец. Наставники мои были воинами, а не политиками. В глазах отца меч означал силу и храбрость – те качества, которыми должен – нет, обязан! – обладать король, чтобы защитить и сохранить свои земли и свой народ. Он не сомневался в выборе.
Одилия улыбнулась. Неужели все отцы так любят рассказывать о своей молодости?
– Я подумал: зачем испытание, если ответ столь очевиден? Что герцог имел в виду, когда прислал подушку? Что-то нежное и мягкое, что-то
