пятнадцати милях друг от друга. Мама называет эти места «Бермудский треугольник Южной Каролины», потому что здесь наблюдаются всякие странности – привидения, таинственные огни в небе и все такое. Теперь, когда мне довелось попутешествовать, я понимаю, что эти необъяснимые явления – словно жила, которая проходит по всему миру, но я все же верю, что в графстве Калливер она залегает выше, чем в иных местах, и чертовщина, которая началась в тот вечер в Кресент Крике, это подтверждает.
У нас с Дойлем и в мыслях не было шпионить за бойцами Таунтона – мы знали, что у нас против них нет шансов. В старшей школе Эдинбурга к футболу были пригодны всего девяносто шесть мальчиков. Наша команда по большей части состояла из сыновей фермеров, которые выращивали табак, и многие не могли посещать тренировки, потому что их припахивали помогать по хозяйству. А в команде Таунтона играли сыновья рабочих с завода, и работали они слаженно, как станки. Каждый год они отправлялись на местный финал, а пару раз даже чуть не выиграли чемпионат штата. Не дать таким забить больше тридцати голов – уже моральная победа, но нам и это не удавалось лет десять. Так что мы с Дойлем всего-навсего искали двух девушек, с которыми познакомились неделю назад на вечеринке в Кресент Крике. Искали мы не особо тщательно – у меня имелась постоянная подружка, а Дойль вообще был без пяти минут помолвлен. Но когда нас отделали нападающие, мы в залитых кровью футболках и с разбитыми рожами решили лучше пойти выпить.
Мы взяли две упаковки по двенадцать банок пива в «Снейдс Корнерс», универсальном магазине на 271-й автостраде, где никогда не проверяют документы, и помчали по грунтовой дороге к озеру Уорнок, грязнющей луже, вокруг которой росли сосны да кусты, а еще на берегу торчал засохший дуб, как трехпалая рука скелета.
Между озером и кустами была полоска земли, замусоренная сплющенными пивными банками, обертками от презервативов и бутылками с выцветшими ярлыками. Вдоль берега стояло с полдюжины испачканных, помятых диванов и кресел. Я подумал, что черный диван слева – недавнее пополнение; во всяком случае, выглядел он поновее, чем остальные.
На пруду немало девушек из Эдинбурга, не говоря уже о девушках из Таунтона и Кресент Крика, потеряли свою девственность. Но для парочек было пока слишком рано – весь берег оказался в нашем распоряжении. Мы сидели на черном диване, пили «Блю Риббон» и разговаривали о телках, футболе и о том, как свалим на фиг из Эдинбурга, – в общем, на обычные темы. Все подростки в тех местах только об этом говорили – ну еще, может, о сигаретах и телике. Дойль еще некоторое время кипятился насчет драки и клялся отомстить, но не стал на этом особо зацикливаться – в конце концов, нам не первый раз надрали задницы. Я сказал, что, если учесть размеры этих нападающих, для мести ему потребуется базука.
– Самое отстойное, это то, что мы каждый год им продуваем, – сказал Дойль. – Если бы хоть один матч выиграть!
Я открыл банку пива и одним глотком выцедил половину.
– Ну, это вряд ли.
– Конечно, тебе-то по фиг. Ты играешь, только чтобы снять бабу получше.
Я рыгнул:
– Ты же знаешь, за красно-серебряных жизнь отдам.
Он раздраженно пихнул меня в плечо:
– А я бы взаправду отдал. Мне нужна всего одна победа! Я больше ничего не прошу.
– У меня какое-то странное чувство… – начал я.
– Заткнись!
– Знаешь, даже мурашки по коже забегали. Сдается мне, Бог услышал твои молитвы. Он прислушался к твоим словам, и сейчас, в эту самую секунду…
Дойль швырнул в меня пустой банкой.
– …собирается вселенское воинство, которое вот-вот вплетет твою искреннюю молитву в Его великолепный замысел.
– Если бы, – буркнул Дойль.
Вокруг нас сгустилась тьма, спрятав корявые сосны. Хотя днем было пасмурно, на небе во множестве высыпали звезды. Дойль свернул косяк, и мы покурили, потом выпили пива, потом еще покурили, и когда мы допили первую дюжину банок, сухой дуб показался еще более зловещим, звезды нависли так низко, что их запросто можно было сорвать с неба, а тихий пруд, мерцающий отраженным светом, словно сошел с иллюстрации к сборнику сказок. Я подумал, не сообщить ли об этом Дойлю, но сдержался – он бы сказал, чтобы я перестал нести чепуху, как гомик.
С востока приползли тучи и скрыли звезды. Мы замолчали. В тишине был слышен только собачий лай да далекий гул обычной американской ночи. Я спросил Дойля, о чем он думает, и он ответил:
– О команде Таунтона.
– Да господи, Дойль. Вот, возьми. – Я сунул ему в руку свежеоткрытую банку пива. – Забудь об этом, ладно?
Он покрутил банку в руках:
– Меня это гложет.
– Слушай, мужик, мы их обыграем, только если у них автобус по пути на матч сломается.
– Что ты имеешь в виду?
