Я кладу плеер на землю и встаю. Когда я снова опускаю глаза, его уже нет.

* * *

Во всех местах, где три дерева вырастают вплотную друг к другу, невидимая граница человеческой страны утончается, и великий лес подходит так близко, что иногда они сливаются вместе.

Лесу нет ни конца ни края, но у него много границ. Он любит открываться в наш мир на мгновение, призывая, дразня, убивая. Этот лес живой, с огромными деревьями, затканными гигантскими лианами, чьи листья больше меня; в нем лепестки по цвету сравнимы с глиной, его хищники быстры и бесшумны. Наги живут в реках, во влажной земле и дуплистых деревьях, а в кронах поселился обезьяний народ. На самых высоких ветвях – верхней границе их царства – иногда отдыхает в гнезде божественный орел Гаруда.

Лес полон всяческих красот – его формы, запахи и движения, но услышать там можно лишь музыку природы – пение птиц, крики животных и шум дождя.

Так рассказывала бабушка.

«Почему?» – спрашивала я.

«Мы не играем и не поем».

«Но почему же?»

«Наверное, не умеем».

«А я умею».

«Мы не можем этому научиться, Аша. Мы живем не так, как вы здесь».

Она тогда печально улыбнулась, но больше так ничего и не сказала.

* * *

Солнце перевалило за полдень, и в гнетущей жаре, зная, что никто не придет, я играю сама себе. Себе и лесу, такому далекому и такому близкому. Я играю с закрытыми глазами, чтобы окружающий мир давал знать о себе только запахами и ощущениями. Перезрелые бананы, жареный лук с кумином, мой пот на лбу и одежде. Время от времени горячий ветерок приносит вонь выхлопных газов и горящего мусора. Мои влажные пальцы сжимают флейту.

Но вот повеяло мускусом, землей после дождя, и глаза мои полуоткрылись. Я слежу за ним сквозь ресницы, и пальцы мои, и дыхание поют ему о моем одиночестве. Он подползает ближе, неуверенно оборачивается то в кобру, то в нага, потом начинает танец, но останавливается.

Когда я перевожу дух, он целиком обращается в человека – он наг и чужд скромности, словно дикий зверь. Я отворачиваюсь, мои щеки горят от стыда и желания.

– Покажи мне? – просит он.

Я гляжу на него. В глазах его настороженность, но он протягивает мне плеер, словно драгоценность. Я тоже протягиваю руку. Он делает полшага вперед. Я хватаю его за запястье и притягиваю к себе. Он отскакивает, оборачивается коброй и исчезает.

Я поднимаю плеер с земли. Вернется ли он за ним, если не за мной? Я выдуваю из флейты несколько нот, хлюпаю носом и смаргиваю слезы. Я шепчу: «Вернись».

В тишине слышно, как проезжает грузовик и сигналят рикши. А потом за моей спиной его голос шепчет:

– Ты зачаруешь меня?

Я качаю головой.

– А как мне это проверить?

Я оборачиваюсь к нему.

– Ты можешь меня убить, – предлагаю я.

Он смотрит на меня секунду и подползает ближе: я чувствую его тепло. Его хвост обвивает мою лодыжку.

– Я не стану тебя убивать.

Я не отвожу от него глаз, и губы его складываются в подобие улыбки:

– Ты мне веришь?

Я киваю.

– Что будем делать?

Я взяла его за руку, и на этот раз он не отпрянул. Я положила его длинные пальцы на плеер, показывая, где кнопки.

Он засмеялся, еле слышно, хрипловато:

– Это… не совсем тот ответ, которого я ожидал.

* * *

Обезьяны ревниво охраняют свое царство. Проще украсть яйцо Гаруды, чем увидеть огромный обезьяний город в кронах деревьев.

Наги не таковы. Они не стерегут своих владений и боятся лишь одного народа, а этот народ не может найти их дом.

Когда бабушка рассказала мне об этом, я не поняла.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату