черному ночному океану. Корпус едва приподнимался над водой — так много стали и заклепок было в этом корабле. Танкер казался порождением зла из фильмов ужасов. Адское судно, плывшее по проклятому морю. На борту корабля, составленные бок о бок и нагруженные друг на друга — чем ниже, тем больше и тяжелее — стояли грузовые контейнеры. Каждый из них был набит «вернувшимися». Судно кренилось. Нос задирался то вверх, то почти уходил под воду, разрезая невидимые волны. Но плотно прижатые друг к другу «вернувшиеся» оставались неподвижными. Харольд видел тысячи людей. Десятки тысяч. «Баржи мертвых», заполненные большими грузовыми контейнерами, курсировали по всем морям и океанам земли.
Старик смотрел на них то с огромного расстояния, то так близко, что видел каждого человека во всей его завершенности. Такое бывает только в мире грез и снов. В этой флотилии мертвых он видел всех покойников их города, включая собственного сына.
Его пробрал озноб.
— Ага! — заметил Младший. — Вы тоже представили себе их лица!
Прежде чем старик успел ответить, его пробрал неистовый кашель. После этого он почти не осознавал происходящего. Он только знал, что его тело корчилось от боли, а солнце — так же, как и раньше — висело над самым лицом. Земля снова приняла его в свои объятия, жадно обнюхивая спину.
Харольд очнулся с тем же чувством дезориентации, как и в прошлый раз. Грудь болела. Легкие были наполнены чем-то тяжелым и влажным. Дыхание стало другим. Воздух проходил через горло только малыми порциями. Джейкоб и Младший стояли на коленях рядом с ним.
— Мистер Харольд? — окликнул его молодой солдат.
— Я в порядке, — ответил старик. — Мне просто нужно полежать минуту.
Интересно, подумал он, сколько длился обморок. Достаточно долго, потому что Младший успел добежать до ближайших ворот и вернуться к вышке, но уже с другой стороны ограждения. Винтовка новобранца нелепо свисала с плеча.
— Папа? — позвал его Джейкоб.
Лицо мальчика кривилось от страха и беспокойства.
— Да? — с сиплым хрипом прошептал Харольд.
— Папочка, не умирай.
В последние дни ее терзали кошмары. Жизнь и так лишила Люсиль всего, а теперь добралась до ее снов. Она видела такие гадкие сцены, что уже скучала о нормальных ночах. Прошлые сны вспоминались смутно, но они были милыми и добрыми. Примерно так же вспоминаешь и скучаешь по звуку автомобиля, на котором тебя возили в детстве — иногда тембр его двигателя слышится в гуле машин на далеком шоссе.
Теперь она спала урывками и часто пробуждалась в самых неудобных позах. Чаще всего на ее коленях лежала Библия. Книга смотрела вверх на хозяйку, прилежно занимая свое место и ожидая ее возвращения. Иногда на страницах книги лежали ее очки, соскочившие с носа во время беспокойной дремы.
Иногда в бессонные ночи она заходила на кухню и стояла там, прислушиваясь к пустому дому. Тогда, клубясь, из темноты к ней прилетали воспоминания о Джейкобе и Харольде. Чаще всего в ее памяти всплывал один октябрьский вечер — вполне обычный, не обещавший ничего примечательного, но почему-то ставший для нее особенным.
В те дни, размышляла Люсиль, мир был наполнен магией, и самые обычные моменты оставляли след, который не забывался на протяжении всей жизни. Она вспоминала, как Харольд в гостиной неуклюже дергал гитарные струны. Он не умел играть, но, обладая неуемной страстью и энергией, пытался научиться этому искусству. Боже, когда-то он был таким романтичным! Когда у него выдавалась свободная минутка и когда не нужно было возиться с Джейкобом, он практиковался в игре и упорно брал одни и те же аккорды.
А Джейкоб, вспоминала Люсиль, гремел чем-то в своей спальной — очевидно, вынимал игрушки из коробки и небрежно расставлял их на деревянном полу. Ко всему прочему ему нравилось двигать мебель по комнате. Несмотря на повторные предупреждения, он поступал так раз за разом. Когда они с Харольдом приставали к нему с расспросами, мальчик просто говорил: «Меня просили сделать это игрушки».
В своем воспоминании, пока Харольд издевался над музыкой, а Джейкоб играл в непонятные игры, Люсиль готовила на кухне воскресный ужин. На печи жарилась ветчина. В духовке поспевала курица с пряной зеленью. На столе стояли тарелки и блюдца с подливой, картофельным пюре и белым рисом, приправленным тимьяном, с кукурузой, красным перцем и бобами. Здесь же ожидал десерт: шоколадные пирожные, торт и имбирные печенья.
— Джейкоб! — крикнула Люсиль. — Не превращай свою спальную в свалку! Мы скоро будем ужинать.
— Да, мам, — ответил ребенок.
И затем:
— Я хочу кое-что построить.
— Что ты хочешь построить? — поинтересовалась Люсиль.
Харольд щипал струны в гостиной, уничтожая одну из песен Хэнка Уильямса. Он потратил уже несколько недель на ее изучение.
— Я не знаю, — ответил Джейкоб.
