— Все зависит от того, что у тебя имеется.
— Харольд, — с упреком сказала Люсиль.
Они оба ожидали нового вопроса. Но его не последовало. Сверху доносилось только легкое постукивание. Это падали на пол бревна детского конструктора. Очевидно, старый проект был отменен и начинался новый.
— Однажды он будет строить дома, — сказала Люсиль.
— Или через неделю передумает и захочет стать летчиком.
— Не передумает.
— Откуда ты знаешь?
— Матери чувствуют такое сердцем.
Ее муж опустил гитару на пол. Люсиль уже почти спала. Он вытащил из серванта небольшое одеяло и укрыл ее.
— Что делать с едой? — спросил Харольд.
Люсиль с улыбкой прошептала:
— Он будет архитектором.
Затем она заснула — и в том счастливом воспоминании, и в своем пустом доме.
Люсиль проснулась на кушетке в гостиной. Она лежала на боку, с руками, подсунутыми под щеку, и с ногами, подтянутыми к телу. Кресло, в котором Харольд мог бы пощипывать гитарные струны, оставалось пустым. Она прислушалась к звукам, которые могли бы доноситься из спальной Джейкоба. Ответом была тишина.
Люсиль села, сонно потирая глаза, покрасневшие от нервного истощения. Она не помнила, как легла на кушетку. В последнем моменте, сохранившемся в ее памяти, она стояла у раковины на кухне и смотрела в окно.
Был поздний вечер или раннее утро. Прохлада в воздухе намекала на скорое приближение осени. За окнами дома стрекотали сверчки. Один из их соплеменников пробрался на чердак и, устроившись там в каком-то пыльном углу, выводил свои трели.
Тело Люсиль ныло от боли. Она чувствовала страх. Ее напугал не реализм сновидения — фактически первого за несколько недель — а то, как внезапно она вернулась в старое тело. В этом было нечто нездоровое. Во сне ее сильные ноги могли бежать быстрее ветра. Теперь у нее болели колени, а лодыжки распухли из-за плохого кровообращения. Во сне она наслаждалась твердостью духа. Любое дело могло быть со временем выполнено. Это порождало в ней уверенность. Она чувствовала себя мудрой и более терпимой. И если бы сон вдруг перешел в кошмар, она справилась бы с ним, потому что была там молодой. Теперь Люсиль снова стала старой женщиной. Хуже того, она стала одинокой старухой. Вот что пугало ее. Одиночество. Так всегда было и, видимо, будет.
— Он мог бы возводить дома, — сказала она в пустоту.
По ее щекам покатились слезы.
Чуть позже она перестала плакать. Люсиль почувствовала себя лучше, словно какой-то клапан открылся, и невидимое давление, разрывавшее ее сердце, ослабело. Когда она попробовала встать на ноги, артритная боль ударила по всем костям. Она со стоном опустилась на кушетку.
— Господи, — прошептала старая женщина.
При следующей попытке она встала без каких-либо затруднений. Боль по-прежнему ощущалась, но значительно слабее того уровня, который она ожидала. Ноги немного волочились и цеплялись друг за друга. Люсиль прошлась по дому, включая в комнатах свет. Затем она направилась на кухню.
Приготовив чашку кофе, она встала у сетчатых дверей веранды и прислушалась к сверчкам. Вскоре их стрекот плавно затих, и вопрос о времени решился сам собой. На восточной половине неба появилась тусклая полоска, предвещавшая рассвет.
— О, Господи! — воскликнула Люсиль.
Ей предстояло сделать много дел. Кроме того, она собиралась придумать кучу планов. Люсиль знала, что если она займется всем этим, ей не придется сожалеть о том, каким тихим и пустым стал ее дом. Сейчас ее лучшим другом, несмотря на постоянную пустую болтовню, был телевизор.
— Все будет хорошо, — прошептала она, разместив перед собой блокнот.
Поначалу Люсиль записывала только простые фразы, которые, по ее мнению, не вызывали вопросов. «Мир странное место», написала она в верхней части списка и затем посмеялась над этой банальностью.
— Я слишком долго была замужем за тобой, — сказала она отсутствовавшему мужу.
Телевизор болтал какую-то чушь об опасностях эрекции, которая длится свыше четырех часов.
В следующей строке Люсиль написала: «За рыцарский поступок тебя могут заточить в тюрьму». И затем: «Мои муж и сын заключенные». Она посмотрела на страницу блокнота. Простота изложения производила впечатление. Приятный факт, но факты редко приводят людей к решению вопросов, подумала она. Факты ничего не делают. Они только смотрят из темноты возможностей, заглядывают в душу человека и при контакте с ней говорят, как
