— Ну, тогда придумай план, а затем уже воплощай его в деле.
Посмотрев в окно, Люсиль увидела облака, набегавшие на бледную круглую луну.
— Может, ты построишь дом?
— Дом? — задумчиво переспросил мальчик.
— Большой прекрасный дом со сводчатыми потолками и дюжиной спален.
— Но нас только трое. И вы с папой спите в одной постели. Нам понадобится только две спальные комнаты.
— А как насчет тех людей, которые приедут к нам в гости?
— Они могут спать в моей постели. А я на какое-то время переберусь к вам.
В спальной Джейкоба что-то с грохотом упало на пол.
— Что это было?
— Ничего.
Рядом раздавались нестройные аккорды Харольда.
— Прозвучало очень громко. У тебя большое «ничего».
— Все нормально, — ответил Джейкоб.
Люсиль попробовала пищу и оценила ее идеальный вкус. Ароматы разносились по всему дому. Запахи проникали сквозь щели в стенах и наполняли собой окружающий мир. Удовлетворенно усмехнувшись, она поднялась на второй этаж, чтобы проверить Джейкоба. В его комнате царил хаос — как она себе и представляла. Кровать была перевернута набок и сдвинута к дальней стене. Матрац служил баррикадой и опирался на изголовье и подножье кровати. Позади рукотворного барьера валялись полуразрушенные дома, собранные из «Линкольн логс»[4].
Люсиль остановилась на пороге комнаты, вытирая руки кухонным полотенцем. Мальчик выглянул из-за стены форта и посмотрел на нее. Затем он отщипнул от игрушечного домика очередное бревно, которое хотел использовать в новом строительном проекте. Люсиль вздохнула и, пожав плечами, спустилась по лестнице в гостиную.
— Наверное, Джейкоб будет архитектором, — сказала она, устало опускаясь на кушетку.
Она демонстративно вытерла лицо и шею полотенцем. Харольд гремел на чертовой гитаре.
— Вполне возможно, — удалось ответить ему, но брешь в концентрации внимания привела в беспорядок его абсолютно немузыкальные пальцы.
Он медленно восстановил позицию аккорда и начал песню заново. Люсиль потянулась. Она легла на бок, подтянула ноги ближе к телу, подсунула руки под подбородок и принялась сонно наблюдать за тем, как ее супруг сражался с гитарой.
Он был красивым, подумала Люсиль. И казался еще более красивым, когда ему не удавалось что-то.
Его толстые неповоротливые ладони были плохо приспособлены к игре на гитаре. Пальцы выглядели гладкими и слегка припухшими. На нем была красно-синяя фланелевая рубашка, которую Люсиль купила ему, когда в тот год наступили первые заморозки. Поначалу он жаловался, что рубашка была слишком облегающей. Но на следующий день он надел ее на работу и, вернувшись домой, рассказывал, как она ему понравилась. «Сидит на мне как влитая». Конечно, это показалось бы многим мелочью, но в семейной жизни мелочи очень важны.
Дома Харольд носил джинсы — поблекшие, но чистые. Люсиль нравились джинсы. Ее отец был пастором. Большую часть жизни он читал людям никому не нужные проповеди и носил экстравагантные костюмы, которые являлись непозволительной роскошью для его семьи. Но для матери Люсиль было очень важно, чтобы ее муж выглядел истинным представителем Армии спасения, и ради этого она шла на любые издержки. Поэтому, когда Харольд появился в их городе, одетый в джинсы и несвежую рубашку, Люсиль влюбилась в его гардероб и мягкую, слегка недоверчивую улыбку, а затем вышла замуж за этого симпатичного парня.
— Ты отвлекаешь меня, — сказал Харольд, подстраивая шестую струну гитары.
Люсиль зевнула. Дремота упала на нее, как молот на наковальню.
— Прости, я не хотела этого, — ответила она.
— Но с тобой я чувствую себя гораздо лучше.
Она улыбнулась.
— Продолжай практиковаться. У тебя толстые пальцы, милый. Это всегда затрудняет музыкальную деятельность.
— Значит, все из-за них? Из-за моих толстых пальцев?
— Да, — сонно ответила она. — Но они мне нравятся.
Харольд приподнял бровь.
— Папа? — прокричал из своей спальной Джейкоб. — Из чего делают мосты?
— Он точно будет архитектором, — прошептала Люсиль.
— Их делают из разного материала, — ответил Харольд.
— Из какого материала?
