Жора ударил по тормозам. «Волк-II» встал поперек дороги, перекрыл трассу. Оттуда высыпали бойцы, взяли «Самодержец» на прицел.
Паша обернулся. Серый «Лифан» остановился позади, оттуда выбрался грузный мужчина в синей рубашке.
– Приехали, мужики, – сказал Ермолин, медленно открыл дверь. Вышел, показывая улыбку и поднятые руки. Следом выбрались Данила и Жора.
Мужчина подошел.
– Ну?
– Здравствуйте, Семен Иванович, – вежливо сказал Паша.
– Намотать бы тебя на колеса, Ермолин, – сказал дьяк Тайного приказа Суджука. – Я тебя слушаю. Времени в обрез, будь краток и содержателен. Если хочешь пожить подольше.
Павел отпустил руки.
– Может, мы в машине поговорим?
Цветков добрался до кресла, выдернул Лагутенко – легкого как перышко, поволок его к выходу. За ним тянулся липкий след черноты, живая смола кипела вокруг, она не желала отпускать его, облизывала, жадничала – ах, какой лакомый кусочек, почти наш.
Цветков выбросил Андрея в коридор, развернулся лицом к многоглазой бездне, дышащей в лицо, вцепился в стойки шлюзовой двери.
– Формы? – заорал он. – Ты хочешь формы?!
Он сорвал «паутинку» с головы и окунулся во мрак.
Колонна из пяти машин летела по обочине, народ запрудил выездные дороги, вереница автомобилей, скутеров, грузовиков тянулась в Пшеду. «Урал» с пехотой, бронеавтомобиль «Волк», «Лифан» и «Самодержец». Ермолина дьяк пригласил в «Лифан», причем так, что Паша не смог отказаться.
Петров молчал, переваривал быстрое введение в теорию н-поля и принципы работы «Невода». Большие ладони, поросшие черным волосом, собирали брюки в складки. Тихо в «Лифане» не было, рация ежесекундно взрывалась переговорами. Работы в тоннеле не прекращались, начальство перебазировалось во временный штаб в Верхнем Гайдуке, это прямо за перевалом. В Геленджик и Анапу перебрасывают десант. Вертушки отогнали тульпу Щербакова в Федотовку, где благополучно ее потеряли.
– Обвинитель тоже пробил умник доченьки, – нарушил молчание Петров. – Мы запрос отследили полчаса назад. А колонну «Пардусов» Особого приказа засекли в Пшеде десять минут назад. Родители нас опережают.
– Это очень плохо, – озаботился Ермолин. – Родители могут вывести их из психического равновесия, спровоцировать
– Да уж, нехорошо, – сказал Петров. – Совсем нехорошо. Вторая такая псина…
– У них другие тульпы, – сказал Паша. – След другой. Не знаю, как они выглядят, но это не псы.
– Вот обрадовал, честно, – сказал Петров. – Прямо камень с души упал.
На объездной машины встали. Петров издал сдавленное мычание и вывалился из машины.
Ангел встал над городом, над Шестым рядом, распахнул крылья – казалось, на половину неба, – и зашагал многосаженными шагами в сторону залива. Шаг – и он уже в Центральном, навстречу ему из рядов «Ирий» заструилось золотое сияние, но ангел шел дальше, вот уже он над набережной, перешагнул волнолом и пошел по стальным волнам, которые гнала набегающая с гор бора.
Ангел удалялся, но рос на глазах, обманывая перспективу, он казался все выше, нет, он был все выше, соперничая уже с горами Маркхотского хребта.
Когда ангел поравнялся с базой ВМС, у морячков не выдержали нервы. В сторону ангела протянулись нитки выстрелов, долетел вой корабельной артустановки.
«“Неустрашимый”, – понял Ермолин. – Из тридцатимиллиметрового лупят».
Ангел шествовал мимо, в бок ему ударила стрела ракеты, вспухло огненное облако взрыва и следом тяжело заговорила корабельная артиллерия. Стотридцатимиллиметровые орудия били по тульпе прямой наводкой, вгоняя один снаряд за другим в сверкающее тело, разрывая на клочья облаков и полуденный свет.
Ангел остановился. Побледнел до синевы неба, обернулся. В руке его засияла будто полоса ожившего огня, одним взмахом он ударил по «Неустрашимому». Вторым ударом утопил базу в море огня. И пошел дальше, в открытое море.
– Семен Иванович, – сказал Паша, – там же пятьсот человек состава…
Петров не отвечал, щурился на холодном ветру и щелкал, щурился и щелкал.
Ермолин обернулся.
