Понсоменер на скаку оглянулся, мне показалось, что на его безучастном лице появилось странное удовлетворение.
– Их всего шестеро, – сказал он, – и связанная женщина…
Фицрой вскрикнул:
– Ты увидел? Веревку?
– Нет, – ответил Понсоменер, – но так сидеть может только связанная… И привязанная.
Фицрой заорал:
– Умру, но на этот раз я их не упущу!
Кони, словно чувствуя нашу страсть, неслись изо всех сил, хрипя и роняя желтую пену. У похитителей кони выдохлись еще больше, я видел, как их шатает, наконец одна из нещадно погоняемых лошадей грохнулась, всадник вылетел через голову, перекатился по земле, попытался встать и ухватиться за стремя скачущего мимо, однако тот промчался…
Теперь отчетливо видно тоненькую женскую фигурку в голубом плаще, капюшон надвинут ей на лицо так, что вряд ли видит что-то кроме луки седла, руки связаны впереди, а ноги, я только сейчас рассмотрел, связаны одна с другой пропущенной под конским брюхом веревкой.
Понсоменер на полном скаку снял с плеча лук, а я не поверил глазам, когда все пятеро похитителей остановились, один поспешно вернулся за упавшим соратником, тот уцепился одной рукой за стремя и пытался бежать, сильно прихрамывая, но всадник ухватил его за шиворот и, втащив к себе, развернул коня и погнал к своим.
Оставшиеся пятеро выставили копья и приготовились к смертельной схватке.
Мы придержали коней, переводя на рысь, а потом на шаг. Пленницу оставили за спинами, но, к моему облегчению, никто не попытался взять ее в заложники, угрожая убить, если мы не оставим их в покое. Видимо, здесь только воины, а они до таких подлых трюков даже не додумаются.
Фицрой спросил неверяще:
– Неужели воинскую помощь поставили выше такой добычи?
– Им все равно не уйти, – ответил я хищно. – Они это поняли.
Рундельштотт не отрывал взгляд от пленницы.
– Вы разбирайтесь с мужчинами, – сказал он, – а я позабочусь, чтобы ее никто не тронул.
Мы приблизились на расстояние в два десятка шагов, шестеро на конях выставили в нашу сторону копья, а пеший вытащил меч и встал с правого краю.
Я крикнул грозно:
– Бросайте оружие!
Тот, кто с копьем в середине, сказал гордо и надменно:
– Приди и возьми!
Я повернулся к Фицрою и Понсоменеру.
– Этого брать живым. Остальные… думаю, король Антриас их уже списал.
Я изготовил руки для стрельбы, но на секунду раньше с тетивы Понсоменера сорвалась стрела, за ней вторая и третья. Четвертую он удержал в руке, видя, как одному выстрелом из моего магического арбалета снесло верх черепа, у другого вместо носа появилась кровавая яма, а третий ухватился за горло, откуда ударила тугая струя крови, к тому же в левой стороне груди уже торчит древко наполовину погрузившейся стрелы как раз в том месте, где совсем неглубоко сердце.
Фицрой перерубил копье, а потом и меч предводителя отряда, тот не успел изумиться такой легкости, как Фицрой ударил его по голове плашмя, и несчастный рухнул под ноги своему коню.
Рундельштотт первым оказался у пленницы, рывком поднял ей капюшон. Я видел, как он вздрогнул и застыл в горестном оцепенении.
Я ринулся к ним, но уже видел, что небо падает всем нам на головы. Связанная девушка в плаще принцессы Адрианны… не принцесса. Фигуркой похожа, только волосы темные, лицо бледное, в глазах ужас.
– Меня похитили, – прокричала она жалобным голосом, – спасите!..
Понсоменер перерезал ножом веревку на ее руках, освободил ноги и снял с седла. На земле она едва достигает ему до плеча, а мы, слишком оглушенные несчастьем, чтобы говорить, только стискивали кулаки и зубы.
Наконец Фицрой застонал, взвыл в бешенстве:
– Да что же это… Значит, нас обманули?
– Хуже, – ответил Рундельштотт мрачно.
– Что может быть хуже?
– Это значит, принцессу уже привезли, – пояснил он сухо, – куда хотели. Короткой дорогой. А из столицы, или где ее заточили, достать будет непросто. Может быть, невозможно.
