захватить.
— А вы, глерд Юджин?
— Выберусь, — заявил я самоуверенно.
Грегор нахмурился.
— Глерд… Вы наш командир и хозяин, мы не можем оставить вас в неволе.
— Я скользкий, — сообщил я. — Меня многие уже хватали, без рук остались.
Фицрой сказал с намеком:
— А вы думаете, так далеко от своих земель сумела бы забраться тихая да безобидная овечка?
Они переглянулись, Грегор прогудел недовольно:
— Смотрите сами, но все же не рискуйте. Вы хороший хозяин и знатный моряк. Я бы с вами всю жизнь плавал.
Берег приближается, город можно рассмотреть лучше: огромные дома из белого камня, вдалеке на втором плане очень высокие башни с остроконечными колпачками, защищающими смотровые площадки не только от дождя, но и от солнца, дворцы на холме…
Корабль осторожно двигается в сторону замеченной набережной, уже можно рассмотреть, что просто великолепна: ограда из белого мрамора, земли не видать под плотно уложенными плитами, а дальше стены великолепных дворцов, а не просто зданий, колонны, пилястры, все эти архитектурные излишества, что радуют глаз и услаждают сердце…
Наконец-то увидели причал, да не просто причал, а исполинский, к тому же с пирсом из темного камня, слева два выдвинутых в море волнолома. Корабли сгрудились по обе стороны пирса так тесно, что мачты с опущенными парусами выглядят лесом, лишенным ветвей и листьев. За причалом сгрудились в тесноте высокие деревянные здания складов, амбаров, даже на самом причале высятся груды товаров, уже подготовленных к отгрузке на корабли.
Грегор подвел корабль к причалу почти нежно, выпуклый бок не стукнулся о кранцы на причале, а будто прилип. Двое крепких мужиков у причального столбика очнулись от созерцания дивного громадного корабля, когда брошенный нашим матросом канат попал одному в морду.
Оба профессионально натянули канат и ловко набросили несколько петель на короткий толстый столбик, а затем снова опустили руки и с открытыми ртами уставились на высокий борт плавучего чудовища.
Дальше в сторону берега вдоль пирса расположилось еще пять кораблей, а с той стороны причала — четыре, все одинаковые настолько, что какие тут Улучшатели, местные мастера боятся на полшага сдвинуться в работе, в которой нет места творчеству, выдумке, придумыванию чего-то нового.
Фицрой поглядывает на меня радостно и встревоженно. Город, раскинувшийся на берегу, вдвое, если не втрое превосходит Шмитберг, хотя то столица Дронтарии, по размерам, а кроме того, богатство и роскошь Гарна заметны даже вот так, издали.
Если лачуги где-то и есть, то на задворках, а на берегу сверкающая богатством и роскошью витрина королевства, по ней видна мощь здешних королей.
— Кораблей многовато, — обронил Фицрой небрежно. — Тут вдоль этой штуки… пирс называется?., девять, а вон там у берега еще двенадцать…
— Не считая тех, — сказал я, — которые в плавании. Так и должно быть, дружище!.. Флот королевства обязан насчитывать даже не десятки кораблей, а сотни.
Он посмотрел на меня как на сумасшедшего.
— Сотни?
— Это я смягчил, — сказал я. — Чтоб не пугать тебя тысячами.
Он с облегчением улыбнулся.
— Все шутишь… А морда такая серьезная.
— Смотрю на берег, — напомнил я, — потому и серьезная. Не забывай, мы из древнего королевства Серебряных Гор, ныне Гаргалота. Жаль, не успели придумать ему историю. Потому врать буду я, а ты только загадочно улыбайся и говори насчет подписки о нераспространении. И о неразглашении тоже.
— А это что такое?
— Это значит, — сказал я злорадно, — что обязательно проболтаешься, и в приличных королевствах таких за рубеж не выпускают, чтобы тайны оборонной промышленности не разболтали врагу, который, как известно, не ест и не спит, а только бдит и подслушивает.
— Понятно, — буркнул он, — почему ты оттуда убежал и все еще бежишь, бежишь… А я все думал, чего оглядываешься?
К моему изумлению, пирс и причал это одно, а город другое. Их разделяет крепкая стена с воротами, где дюжие стражи дежурят с остро заточенными топорами, а за двумя столами расположились чиновники короля, и всякий с корабля, кто желает посетить город, должен назвать себя и корабль, с какой целью и чего надо.
Фицрой возмутился, я сказал тихонько, хотя и у самого сердце екнуло:
