достойный.
— Реквизировать, — велел я и объяснил: — Заграбастать, проще говоря. По закону военного времени. А эти пусть считают себя счастливцами, что забрали всякую мелочь, а им оставили самое главное и самое ценное!
Он встревожился.
— Что? Что мы там оставили? Надо взять!
— Мы им оставили их жизни, — сообщил я.
Он разочарованно вздохнул.
— А-а-а, жизни… Да кому нужны жизни?… Это не жалко, пусть остается. Но вообще-то, скажу честно, мне такое начинает нравиться. И приключений сколько, и добыча, добыча!..
— Приключения и добыча, — повторил я. — Когда-то доберемся и до звезд, чтобы и там пограбить… Скажи, чтобы заканчивали. Не стоит глумиться над побежденными. Тем более что они, если честно, и не враги вовсе.
— Враги, — возразил он твердо и пояснил: — Юджин, нужно себя накручивать!.. Если не будешь чувствовать себя правым, пиши пропало.
— А у меня и нет сострадания к соратникам врага, — ответил я сурово. — Но врага нужно грабить гуманно.
Глава 14
Видели еще одно суденышко, что пробирается вдоль берега так старательно, что повторяет малейшие изгибы, не решаясь срезать углы, что говорит о только набранной и еще трусоватой команде. Такие всегда стремятся держаться ближе к берегу, чтобы, если что случится, можно попрыгать за борт и добраться до суши, там почти сразу мелководье.
Таких даже грабить противно, ничего им ценного перевозить не доверят, Грегор все понял, велел держать прежний курс, мы постепенно отдалялись от берега, наконец он скрылся, и тут священный ужас охватил все команду, мы же посреди безбрежного моря, именно безбрежного, всегда все моряки держались в виду спасительного берега.
Даже Фицрой побледнел, я сказал твердо:
— Мы никогда и нигде не заблудимся, поняли?
Он все еще в изумлении поглядывал и в небо, указывая то на царственно парящих альбатросов, то на приспособившихся к жизни в море птеродактилей, у них точно другое название, раз это не птеродактили, но для меня все, что летает — птицы и птеродактили. Ах да, еще и драконы.
— Здорово, — согласился я с полнейшим равнодушием, — много у нас подданных, много… И разных, что хорошо.
— Подданных?
— Человек, — пояснил я назидательно, — царь природы. Не враги, а подданные. Потому даже хищников нельзя убивать без суда и следствия.
— Ты что плетешь?
— У нас когда-то, — сказал я, — когда я был маленьким еще, волков объявили полезными членами общества, назвав санитарами леса. А природу велели беречь, так она не сама по себе, а наша. Наш огород, короче говоря. Наш двор!
Он вздрогнул, мне показалось, что хочет пригнуться, быстро указал в небо.
— А это тоже из нашего двора?
Со стороны юга в нашу сторону летит нечто крупное, белое солнце сверкнуло по небу напоследок высветляющими лучами, превратив в глыбу льда, но упало за горизонт, а оранжевый свет превратил летящего в сверкающего золотом дракона.
— Ого, — сказал я. — Значит, где-то близко суша.
— Чего вдруг?
— Такая туша неспособна, — пояснил я, — на большие перелеты…
Дракон, неспешно взмахивая крыльями, шел на большой высоте, затем как-то странно клюнул в воздухе, пошел в пике, выровнялся в паре сотен метров от воды и снова пошел над морем, едва не касаясь верхушек волн кончиками крыльев.
Я невольно пощупал винтовку. Возможно, дракон идет по своим личным делам, не обязательно все должны нападать на корабль, не все знают, что мы цари вселенной, потому нужно бунтовать и пытаться сбросить самодержавие…
Дракон повернул голову, он уже почти пролетел мимо, расстояние всегото в полмили, но заинтересовался, легко и довольно изящно совершил поворот и пошел, так же мерно и легко взмахивая крыльями, в нашу сторону.
— Стреляй, — сказал Фицрой кровожадно.
— Да зачем…
