Я немного подумал.
– Так же. Только… Наверно, тут действует Воздух. Мы ведь говорим друг с другом на расстоянии через воздух, верно? И, может быть, тут участвуют и другие элементы. В любом предмете и явлении можно отыскать если не все четыре элемента одновременно, то хотя бы их семена.
Повторив эту зазубренную в непонятно каком году фразу, я ощутил себя академиком, устало поучающим туповатого студента. Юка, однако, не сдавалась.
– А почему все эти телефоны и холодильники становятся лучше каждый год?
– Потому, – ответил я, – что Ангелы четырех элементов заняты непрерывным духовным самосовершенствованием, и сила их благодати неуклонно возрастает. Наша коллективная карма тоже становится лучше. Это позволяет нам все полнее радоваться жизни.
– Какой ты умный… А ты знаешь, что это такое?
Она показала мне какую-то распотрошенную плоскую коробочку.
Это оказался разобранный умофон последней модели. Внутри, как во всех подобных технических устройствах, был белый контейнер, разделенный на четыре секции с эмблемами элементов, и маленький латунный цилиндр, обвязанный разноцветными шелковыми нитями. Цилиндр был тоже вспорот чем- то острым.
– Ты и туда залезла? – изумился я.
Она кивнула.
Мне стало смешно – а потом грустно. Я вспомнил свое детство. Отчего-то я никогда не задавался подобными вопросами слишком глубоко. Меня вполне удовлетворяло то, что я слышал на уроках техники в фаланстере, где рос, – и теми же самыми словами я отвечал экзаменатору: мол, благодаря благодати, запасенной в этих белых сотах (я все время забывал, как они назывались), в телефонной трубке слышен голос, а на экране вычислителя появляется картинка…
Я еще раз повторил Юке то же самое.
– То есть ты опять ничего не знаешь, – констатировала Юка. – В латунной трубке была свернутая бумажка, очень тонкая. А на ней – абракадабра на латыни. И цифры, много цифр.
– Ты прямо как ребенок, – сказал я. – Помню, у нас в фаланстере были такие, кто развинчивал старую технику и читал эти мантры. Но я слышал, что это плохо для кармы. Неуважение к Ангелам. И что там написано на латыни?
– Я не смогла перевести, – ответила Юка. – В словарях такого нет.
Я пожал плечами.
– Наверно, что-то техническое.
– А в пылесосе? – спросила она. – Там тоже такой цилиндр. Только чуть больше. И в нем тоже бумажка с буковками и цифрами.
– Ты и пылесос разломала? – изумился я.
– Ну да, – ответила она. – Не волнуйся, уже новый привезли.
– И что ты там нашла?
– Я же говорю, все то же самое. Почему в телефоне, в холодильнике и в пылесосе – одно и то же? Они же по-разному работают.
– В принципе различия не так важны, – сказал я. – По милости Ангелов Флюид и благодать могут обретать любые формы и двигаться какими угодно путями.
– Алекс! – ответила Юка рассерженно. – Ты прямо как старый поп. Зачем ты талдычишь эти дурацкие прописи? Неужели тебе совсем не интересно?
Я почувствовал обиду. Раньше она так со мной не говорила. Но она сказала правду – это действительно было интересно. Даже очень.
Но почему-то я начал это понимать только после того, как она измучила меня своими вопросами. Самое удивительное, я с детства считал свою нелюбознательность признаком серьезности – и положительности, что ли… Впрочем, я не был в этом виноват. Так уж меня воспитали.
– Хорошо, – сказал я. – Сдаюсь. Я не знаю. Не знаю, как все работает. И не хочу знать. Потому что я вообще не пользуюсь ни телефоном, ни телевизором. Их делают для бедняг, не знакомых с абсорбциями.
Сказав это, я почувствовал себя совсем глупо. Можно подумать, я сам был хорошо с ними знаком.
– А ты можешь найти кого-нибудь, кто знает? – спросила Юка. – Пригласи его. Пусть расскажет. Ты же Смотритель.
– Тратить на это время?
– Отчего нет? Мы ведь тратим его на все остальное.
Я понял, что начинаю злиться – и это изумило меня. Повода ведь не было. Просто раньше Юка никогда не просила о подобном. Меня даже расстраивало, что у нее ко мне так мало просьб.
– Хорошо, – ответил я. – Я постараюсь.
Мой месячный отпуск еще длился, и следовало пользоваться случаем. Я поговорил с Галилео, и он сказал, что лучшим специалистом по этим вопросам считается блаженный архат Адонис из Железной Бездны. Он жил в главном монастыре ордена.