Станисласом. Выйдя в коридор, она окликнула меня. Я вышла следом и стояла перед ней, как школьница, опустив глаза.
– Не ожидала от тебя, – начала свою отповедь Натали, – я всегда тебе доверяла и была на твоей стороне. Не знаю, одобрит ли Владимир Станисласович твои шашни с его сыном…
– Наталья Леонидовна, побойтесь бога, какие шашни? – поторопилась разубедить ее я. – Я только выполняю указания Станисласа.
– Что за фамильярность! Для тебя он – Станислас Владимирович.
– Он запретил мне так его называть, говорю вам, я только выполняю его указания!
– Смотри у меня, – пригрозила мне Натали, – все мужчины и деньги семьи Хадраш должны оставаться в семье.
'Интересно, одобряет ли Владимир Станисласович твою политику? Не выпускать Станисласа из семьи, означает быть и его женой тоже'.
– Наталья Леонидовна, вы знаете, как я отношусь к вашей семье, у меня и в уме не было! – врала я Натали на сером глазу.
Вернувшись в палату, я взглянула на Станисласа. Он посмотрел на меня и извинился:
– Иногда она бывает несносна.
– Наталья Леонидовна очень заботится о своей семье, – произнесла я, краснея оттого, что Станислас знает, о чем говорила со мной Натали.
– Александра, я понимаю, за что вас ценит мой отец, – сказал он, – я несчастен оттого, что должен буду вернуть вас ему.
'Сейчас он меня уволит, – внутренне вздрогнула я, – чтобы не мешала ему прелюбодействовать с женой отца'. Как бы не так!
– Мы снова перешли на 'вы', – опустив глаза, сказала я.
– Нет, прости, только 'ты', мы ведь друзья… – ответил он и вопрошающе посмотрел на меня.
– Друзей не возвращают, даже отцу, – подняв глаза, промямлила я в надежде, что он меня никому не отдаст.
Станислас поморщился, как всегда, когда речь заходила об его отце.
– Я обязан, ты пойми, отец слаб, ты ему нужнее.
Я почувствовала себя переходящим вымпелом. Послать к черту всех Хадраш!
– Александра, – Станислас взял меня за руку и усадил рядом на постель, – отец женился на Натали, хотя прекрасно знал, что ему с ней не сладить. Теперь отец пускает слюни, а Натали косит глазами в разные стороны. То есть в одну, мою.
Имел слабость, каюсь. Себя кляну, отца ненавижу за то, что не может укротить свою бабёнку, за то, что и это взвалил на мои плечи, поди, донесли уж соглядатаи.
Он готов пережить роман своей жены с родным сыном, чем вереницу ее романов на стороне. Боится огласки, и насмешек конкурентов. А так, всё тихо, всё в семье, сор из избы не выносится.
Я искренне жалела Станисласа. Да, из этого ему будет сложно выбраться. Семья Хадраш, как паук, опутала его своей паутиной. Долг, честь.
– Я наследник, у отца больное сердце. 'Хадраш текнолоджи' достанется мне, вместе с Натали, – горестно сказал он.
– Ужасно знать наперед свое будущее, – сказала я.
– Тем более такое, – подтвердил он.
– Наталья Леонидовна красивая женщина, – сказала я, что бы как-то его утешить.
– Не хочу я ее, – капризно сказал Станислас.
– Ты уже дал ей надежду на взаимоотношения… – попробовала я напомнить ему, что пусть один раз, но он ее хотел.
– Это секс, ничего более, – сказал он.
'Как просто', – подумала я, – а Натали наверняка думает, что любовь'.
– Мне так хорошо с тобой, спокойно, – вдруг сказал Станислас, – а ты чувствуешь то же самое?
Он все держал мои руки в своих, и от его слов у меня по спине побежали мурашки.
Я чувствовала, что сейчас упаду в обморок. Руки мои стали ледяными, так всегда, когда я не в себе. Станислас почувствовал это и спросил:
– Что с тобой, Александра, тебе нехорошо?
Я промычала что-то невнятное. Он положил мою голову к себе на плечо, и поцеловал меня в висок. Я посмотрела в его зеленые глаза. Именно такими я их и представляла в спальне Станисласа. Подернутыми страстью. Он приблизил свои губы к моим, но не торопился, будто ждал моих возражений. Я не возразила, и он провел своими губами по моим. Затем взял верхнюю. Я задохнулась. Он отпустил. Захватил обе. Я застонала. Он не отпустил.
Целовался он как бог. Но перед моими закрытыми глазами стоял образ Натали преданной и оставленной в одиночестве. Образ качался на волнах моей страсти, иногда волны накрывали его, но он не тонул, был удивительно живуч, и не дал утонуть мне. Поцелуй закончился нежным касанием его рук моей груди. Очарование кончилось. Я понимала, что от меня ждут согласия на следующий шаг.
– Я девственница, – выпалила я.
– Как?! – Станислас ожидал чего угодно, но только не этого.
– Это первый поцелуй в моей жизни, – призналась ему я.
– Прости… – промолвил он в крайнем изумлении.
– Наоборот, спасибо, – нашлась я, переведя наш разговор в шутку.
– Ты пошутила, – веселился Станислас, – хорошая шутка, отрезвила меня.
– Конечно, такими темпами мы могли бы далеко зайти, – приняла я эстафету, и округлила глаза от притворного ужаса, – представляешь, как мы с тобой занимались бы любовью? Твои ноги в гипсе…
– Ну, это не помеха, остальное цело, – видя мое настроение, он снова захватил мои руки в свои.
– Нет, Станислас, – я осторожно, что бы не обидеть Станисласа убрала их.
– Ладно. Согласен. Не место и не время, – согласился он.
Мне стало обидно, что он так быстро согласился, хотелось, что бы еще уговаривал.
Нас, женщин, не поймешь.
Станислас разбудил во мне страсть. До самого вечера губы мои горели от его поцелуя. Тело жаждало объятий, необычайное томление и полное отсутствие здравого смысла пугало. Ночь я провела беспокойно. Мне снился Станислас и Натали. Они занимались любовью, я хотела уйти или закрыть глаза, но Станислас запрещал мне это делать, я наблюдала за чужой страстью и умирала от своей. Ревность застилала глаза и больно щипала за сердце. Станислас сказал Натали, что я девственница, та переливисто смеялась и говорила Станисласу:
– Она просто никому не нужна!
Я проснулась в холодном поту. Утро начинало заливать розовым светом соседние дома. Пять часов утра. Спать не хотелось, с ужасом вспоминался ночной кошмар.
Приняв холодный душ, накормила Базиля завтраком и, надев тонкую прозрачную блузку, долго вертелась у зеркала. Я привыкла не обращать на свое лицо внимание, но сегодня я увидела, каким необыкновенным светом сияют мои глаза. Светом неутоленной страсти. Зеркало отразило стройную фигурку в шелковой сиреневой юбке и прозрачной до нижнего белья блузке. 'Надо заменить бюстгальтер более смелым', – решилась я. Я скинула блузку и надела белое кружевное чудо, в открытые чаши которого поместила свою грудь. Теперь я выглядела сногсшибательно. 'Грудь у меня не хуже, чем у Натали', – подумала я, ревниво оглядывая себя в зеркало.
День выдался жаркий, так, что моя полураздетость оправдывалась. Только бы Натали не явилась, она поймет, для кого я выставила свою грудь напоказ. Я вышла из автомобиля и курящие на скамейках, около приемного покоя, мужчины присвистнули.
Я, гордо подняв голову, застучала тоненькими каблучками по плиткам пола. В зеркале лифта я залюбовалась собой, жаль ехать недалеко.
Станислас читал журнал, сестра готовила к принятию лекарства. Значит, он только позавтракал, я слишком рано сегодня. Станислас поднял на меня глаза, они вдруг лукаво засветились пониманием, а я готова была провалиться сквозь землю из-за своей глупости. Забыла, каким жестоким может быть
