Говор у новгородцев непривычный, чудной. Вроде и по-русски говорят, как все, а вроде и как-то не так. Цокают, «г» странно произносят…
Глаза от изобилия разбегались. Каких только диковин нет на новгородском торжище. Вот, например, берестяной прилавок – туеса, тарели, кружки, сундучки. Искусно расписаны, раскрашены – и ни капли клея. Руки у Ивана так и потянулись, так и примерились.
А вот бусы стеклянные, на поташе сваренные. Хороши, красивы! Всех цветов, всех оттенков! Тут тебе желтые и зеленые, красные и синие, оливковые и фиолетовые, бирюзовые и коричневые! Такие бусы какой красавице на шею повесить – враз еще краше станет!
А рядом – смотри-ка! – колокольчики! Мал-мала меньше! Совсем как настоящие, что на звонницах висят, только крохотные, пальцами взять можно! Самые большие годятся коню в сбрую повесить – с перезвоном чтоб ездить, с переливами хрустальными!.. Ну а самые малые – это только детям играться… хотя тоже дело.
А вот мед! Хорош новгородский мед, вкусен, сладок! С ягодами есть, с орешками! Разложен по тем же берестяным туесам – в них он особенно духовит. А если взять еще и пряник, да в мед обмакнуть… у Ивана аж слюни потекли.
Благо следующей на глаза попалась малая корчмарица. В Новгороде такие на каждом перекрестке. Иван нашарил сребреник и торопливо попросил:
– Мне большой квас, шкварки, двойной драник со сметаной и леденец-петушок!
– Здесь снедать будешь, молодец? – осведомилась корчемная прислужница.
– Нет, с собой.
– Два больших кваса, – поправил Яромир, вынырнувший будто из ниоткуда. – И плюшку со шкварками.
Иван покосился на оборотня с легким испугом. Тот всегда так внезапно возникал… и так же внезапно исчезал. Словно шапку-невидимку за пазухой прячет.
Набив брюхо, Иван только разохотился к покупкам. Заполучить хотелось решительно все!.. И вот этот колокольчик!.. и печатный пряник!.. и глиняну свистульку!.. и бусы желтые, из честна камня илектрона!.. и крест нательный, серебряный!..
Разгоряченный Иван замер перед лотком с иконами. Ох, красота!.. Лики расписанные, будто живые, сейчас заговорят!..
– Вот эта почем? – ткнул княжич в маленькую иконку Иоанна Воина, своего крестильного святого. – Покупаю!
– Покупать-то ты, может, и покупаешь, да я не продаю, – строго ответила старуха-лоточница.
– А… а почему?! – разинул рот Иван. – Чего ж ты стоишь тут тогда, коли не продаешь?!
– Продавать не продаю, а вот обменять могу, – сказала лоточница.
– Обменять?.. а… а на что?..
– А на деньги. Я тебе икону, а ты мне три марки кун.
Иван озадаченно захлопал глазами. Старуха поджала губы, покачала головой и наставительно произнесла:
– Нельзя иконы покупать, молодец. Оскорбительно сие для святого образа. Только подарить можно или поменять на цто-нибудь.
– Ага, ясно, – кивнул Иван, делая вид, что все понял.
Взгляд у него при этом был глупый-преглупый.
Яромир тоже негромко торговался. Несколько сребреников переменили хозяина, а оборотень сунул за пазуху расшитый золотом узорчатый платок. Заметивший это Иван наморщил лоб – кому это Яромир такое берет? Не себе, это точно.
Попутно волколак о чем-то или о ком-то расспрашивал. До Ивана доносились отдельные звуки – вроде чье-то имя. Отвечали Яромиру не то чтобы неохотно, но как-то испуганно, словно расспрашивал он о том, о чем в приличном обществе не говорят. Пару раз торговые гости даже сплевывали на землю – да с таким отвращением, злобой!..
Время перевалило за полдник, самый пик торжища остался позади. Кое-кто уж потихоньку сворачивался, перекладывал товары в носильный короб или возок. Народ разбредался по домам.
– Эй, эй, а ну, не стой на дороге-то! – донесся чей-то недовольный голос. – Отойди, борода, не видишь – сам я иду!
Иван обернулся и завидел здоровенного детину, шагающего так, словно сему торгу он нераздельный хозяин. Широкоплечий, щекастый, кудрявый, а уж рожа до того наглая, да сытая!.. Не иначе, боярин какой… хотя скорее боярский сын – для боярина слишком уж безбород. Так, щетина длинная.
Или, может, тоже княжич?
Хотя одет не по-княжески. Да и легко слишком, не по погоде. Только сапожки расписные, да белая рубаха с петухами. А на поясе – увесистый кистенек.
Шел детина во всю ширь улицы, только и ища, кого бы толкнуть плечом. Народ с его пути спешно расступался, в глаза старались не глядеть. Красные девки на глазах становились еще краснее и отворачивались, прикрывая руками филейные места.
На Ивана детина даже не глянул. А вот возле Яромира приостановился, гэкнул и дурашливо поклонился:
– Гой еси тебе, добрый молодец! Как звать-велицать?
– Здрав будь, боярин. Яромиром прозываюсь, – спокойно ответил оборотень.
– Славное имецко, прямо княжье, – цокнул языком детина. – А есть ли у тебя, Яромир, кисет со скифским зельем? Не угостишь ли?
