– Не балуюсь этим, боярин, и тебе не советую. Бесовская привычка.
– Так, может, ты мошной богат? Не поделишься ли с хорошим целовеком?
– С хорошим – отчего ж и не поделиться? Только где же он? Что-то не зрю таких, – начал озираться Яромир.
– Цего-о?.. – повысил голос детина. – Ты пошто дерзкий такой? Страх потерял?!
– Страха я с рождения не ведал, боярин, – негромко сказал Яромир. – Не приучен бояться всякого сброда.
– Эй-эй, Яромирка, ты сбродом-то не обзывайся, это уже обидно! – возмутился детина, пихая оборотня в плечо.
Яромир в ответ пихнул его. Они еще дважды друг друга толкнули, а потом вдруг расхохотались и обнялись так, что кости затрещали.
– А мне тут уже добрые люди шепнули, цо меня какой-то цолт ищет, спрашивает по всему торжищу, – гыгыкнул детина. – Ну я и думаю – пойду гляну, кому там Вася понадобился. Не охерацыть ли его там на всякий слуцай. А это вовсе и не цолт оказался, а ты, Яромирка! Цо, как живешь-можешь?
– Сам здоров, и тебе желаю. Ты, говорят, в Ерусалим об этом годе ходил?
– Было дело! – подбоченился детина. – Я теперь, поцитай, целый паломник, не хвост свиняцый! Уважай меня! А ты цего поделываешь? Это кто с тобой?
– Это Иван Берендеич, – представил княжича оборотень. – Тоже не хвост свинячий – тиборского князя брат!
– А, который Ванька-дурак? – гоготнул детина. – Слыхал, как не слыхать!
– Яромир, а это кто такой? – обиженно спросил Иван.
– А это, Вань, Васька, сын Буслая, – с удовольствием представил и детину оборотень. – Богатырь, дебошир и пустобрех.
– А-а… – протянул Иван.
Про Буслаева-то он тоже слыхал. Как не слыхать? Про него на Руси, почитай, только глухой не слыхал. Василий Буслаев – плоть от плоти Новгорода, кровь от крови. Всю жизнь пробуянил на площадях, во главе толпы. Свергал князей и тут же призывал новых, а потом и тех тоже свергал. Чуть ли не каждый год менял власть, живя в этом безумном людском водовороте, дыша им и питаясь.
В этом весь Васька Буслаев.
– Ну цо, Яромирка, как тебе мой Новгород? – окинул рукой Буслаев так, словно и в самом деле владел всем городом. – Красиво ли? Душевно ли?
– Городок ничего, добротный, – сдержанно похвалил Яромир. – Только вот не растет ничего. Что это у вас тут деревьев так мало? А те, что есть – кривые какие-то, скособоченные…
– Так церквы же повсюду, – пожал плечами Буслаев.
– И что? – не понял Яромир.
– Попы деревья грызут.
Яромир открыл было рот, но тут же снова закрыл, так и не найдя, что на этакую бредень ответить.
– Ты какими судьбами у нас, Яромирка? – осведомился Буслаев. – По делу, аль так, в гости?
– По делу. Сытинича навестить надо, покалякать о всяком.
– И-и, сдался тебе этот скаред!.. – протянул Буслаев. – Айда со мной луцсе!
– А ты куда путь-то держишь, Вася?
– А путь я держу во игорный дом, да питейный дом, да блудилище. Дела у меня там важные, да неотложные. Айда со мной!
– Дела-то у тебя хорошие, нужные, – похвалил Яромир. – Да только недосуг мне.
– Ну как знаешь, не поминай лихом тогда. Может, пересецёмся еще на кривой дороженьке…
– Ты погоди-ка еще минуту, Вась, – попросил Яромир. – Я тебя вот чего еще спросить хотел… До тебя Финист долетал?
– Финист-то?.. – задумался Буслаев. – Не, с прошлого года его не видал. А цего?..
– Эхма… – огорчился Яромир. – Так ты и не знаешь, выходит, еще ничего…
– А цего мне знать-то? Ты, Яромирка, не юли, говори как есть!
– Да тут, понимаешь… – начал Яромир и запнулся, уставившись куда-то в сторону.
Иван глянул туда же – и разинул рот. На почти уже опустевшее торжище выезжали всадники. Немецкие витязи в белых плащах с крестом, числом не менее двух дюжин. Первым молодой… этот уж точно княжич, коли не сам князь! В золоченой броне, рыжий конь тоже в золоченой сбруе, на голове шелом с перьями, на плечах корзно алое. Собой красавец писаный, только вот нос длинноват.
Однако уставились так Иван с Яромиром не на немецкого князя, а на того, кто скакал подле. На огромном лохматом битюге восседал кривоногий коротышка с песьей головой. Весь шерстистый, свирепого облика, но одет как человек, копьецом потрясает.
– Эхма, Яромир, ты глянь, какое диво! – ахнул Буслаев. – Псоглавец, ей-ей!
Две дюжины витязей ехали во всю ширь площади. Подбородки задирали так, словно их взнуздали. На новгородцев никто лишний раз не глядел – а вот те таращились жадно, с любопытством. Все прижимались к стенам, давая путь всадникам.
Все, кроме Васьки Буслаева. Этот даже не подумал посторониться. Напротив, каким-то образом стал занимать еще больше места – и будто невзначай
