– А поскольку, – проговорил второй вождь, – они все же оказали нам немалую услугу…
– Аг’хиважную! – уточнил его напарник по трону.
«Неужели?! – думал Васильцев. – Какую-нибудь подлость еще, конечно, придумают, непременно придумают, уж такова их подлая природа; но пока…»
– И камни у вас, как было договорено, – твердым голосом сказал он. – Теперь за вами – «товар».
– «Товар»… Да, «товар»!.. – задумался император. Он обратился к королю: – Нам нужен этот «товар»?
– На фиг он нам не нужен! – совсем не по-королевски отозвался тот. – Пускай забирают и катят себе… – В глазах его вдруг появился знакомый Васильцеву по фотографиям прищур. – Если, конечно, куда-нибудь докатят, – с хитринкой (тоже вполне классической) добавил он.
Значит, какая-то подлость действительно готовилась.
Но пока все выходило гладко. Вонмиглас подал знак двум своим подчиненным, те поспешно выбежали из залы и через пару минут вернулись, волоча какой-то мешок, имевший очертания человеческого тела.
Юрий перехватил у них мешок, надорвал его, и увидел лицо Полины. Она была жива, просто сейчас спала.
– Почему она еще спит? – шепотом спросил он у Кати.
– Наверно, была там, откуда шел газ, – тоже шепотом ответила Катя, – и ей досталось больше, чем другим.
– Что ж, как видите, мы слово держим, – важно сказал король. – Не возражаете, если ваш «товар» положат в кузов?
Юрий не возражал, и гвардейцы вынесли Полину из тронной залы.
– А с этим как? – кивнув в сторону Викентия, спросил у императора тот, что напоминал товарища Калинина.
– Может, распять? – предложил «товарищ Жданов».
– «Распять, распять»… – буркнул император. – Все не отвыкнете от своего Рима!
– У нас, батенька, теперь не г’аспинают, – король назидательно поднял палец. – Другие нынче времена! У нас, батенька, тепег’ь г’асстреливают.
«Сенаторы» дружно зааплодировали.
– Я сам, – предложил один из них, в пенсне, слегка похожий на товарища Берия, и взялся за маузер Викентия.
Сколько хлопот доставил Васильцеву этот парень, но смерти ему он сейчас не желал, да и Катя тоже.
– Он сюда больше не явится, – заявила она, – зачем вам его убивать? Отдайте его нам.
– И то правда – зачем? (Та же хитринка промелькнула в глазах короля.) Пускай себе поживет. Иное дело – долго ли?
«Сенаторы» заулыбались, из чего Юрий заключил, что и Викентию, и всем им, по какой-то дьявольской задумке монархов, жить все равно было предначертано недолго. Но это случится потом, да и то еще надо побарахтаться.
– Этого – тоже в кузов, – приказал король, и гвардейцы подхватили и понесли спящего Викентия. – Теперь – насчет вас… – обратился монарх к Кате и Юрию. – Ступайте отсюда и езжайте себе… Если доедете…
«Сенаторы» едва не расхохотались в ответ на веселую, судя по всему, шутку своего вождя.
Юрий и Катя в сопровождении гвардейцев двинулись к выходу.
– Вы отсюда не выберетесь, – услышал Васильцев шепот Вонмигласа. – Из этого лабиринта еще никто сам не выбирался. Но все же попытайтесь. Я вам, ей-богу, желаю удачи.
– Спасибо тебе, Вонмиглас, – кивнул Васильцев.
Теперь дьявольская задумка монархов была ясна. Но и просить о снисхождении он ни за что не стал бы.
Гвардейцы вывели их из залы и подвели к знакомой колымаге. Юрий заглянул в багажник. Спящие Викентий и Полина действительно лежали там.
Катя села за руль.
– Счастливого пути, – бросил один из гвардейцев.
Остальные гвардейцы прыснули со смеху. Всем им было ясно, сколь счастливым будет этот путь.
Минуты через две езды Катя сказала:
– Бензин почти на нуле. И фары садятся.
Да, пешком, не зная дороги из лабиринта, связующего два мира, которых не может быть, одинаково нелепых: наружный и его пародийный подземный дубликат. Значит, им суждено умереть где-то посредине между этими мирами.
Но пока машина еще двигалась, только вот куда? Каждая дорога имела по нескольку ответвлений, Катя сворачивала наугад, и спустя минут десять, увидев оставленную Васильцевым отметку на стене, они поняли, что сделали полный круг. Что ж, надо все начинать заново, хотя уже почти вслепую: фары горели едва-едва, высвечивая мечущихся по подземелью здоровенных крыс…
Ну-ка, вон туда они еще, кажется, не сворачивали…
Вдруг Катя резко затормозила. На дороге перед ними белел человеческий скелет.
– Небось лежит тут, бедолага, еще со времен Ивана Грозного, – сказала она.
