Татарин, не ответив, быстро зашагал вверх по склону. Детектор аномалий пищал, раны по всему телу ныли. Каждая минута, да что там, секунда была на счету.
По мере приближения к вершине насыпи, Монгол всё сильнее погружался в туман. Тот становился гуще, обволакивал. Посмотрел налево – и увидел теряющиеся в тумане хвостовые вагоны поезда, направо – лишь два вагона, а дальше – белизна.
Подобравшись к прорехе в ограждении из ржавой колючей проволоки, Хусаинов заглянул под ближайший вагон. Оттуда дул холодный, пахнущий медью ветер.
Вслед за Азатом на насыпь спешно взобрался Шприц. Огляделся, указал под вагон:
– Давай туда. Под другие не суйся. Там не пролезть.
Хусаинов медлил. Чутьё, ещё ни разу его не подводившее, требовало ни в коем случае не лезть под вагон. Он вынул из мешочка болт, кинул в просвет, и тот мгновенно упал на шпалы капелькой расплавленного металла.
– Аномалия… – похолодев, сообщил Шприц. Висит между рельсами и днищем, нужно искать обходной путь.
– А как в таком случае прошел мой сын?
– Не знаю…
– По крышам вагонов…
– Откуда ты знаешь, что он сделал именно так?
– Потому, что я бы так сделал.
Монгол ухватился за ржавые детали вагона, принялся взбираться. С тяжеленым рюкзаком и автоматом подъём давался непросто, однако через пару минут он взобрался на крышу вагона, гулко отзывающуюся на касания ног. Там, на площадке из ржавого металла, лежал смартфон, часто-часто вздрагивающий. Входящий вызов.
Монгол лёг на крышу вагона, оказавшуюся на удивление тёплой. Где-то под ним, в вагоне, пульсировала свежая аномалия. Он чувствовал это. Вот и индикатор батареи смартфона, лежащего сейчас совсем рядом, показывал – «идёт зарядка». Быстро схватив смартфон, Хусаинов поднёс трубку к уху и выдохнул:
– Кто это?
Спрашивая, он уже знал ответ.
– Отец… – голос Рамиля Хусаинова, звонкий, ломающийся, мальчишеский, прозвучал в динамике и больно резанул по сердцу Монгола.
– Да, это я, – Хусаинов с трудом подавил желание немедленно вскочить и броситься бежать по крышам вагонов.
– Отец, не ходи за мной, – уже спокойнее попросил Рамиль.
– Я за тобой пришел, чтобы…
– Не надо, отец.
– Да ты что, сынок? Всё уже кончилось, всё позади. Мы должны вернуться домой. Там мама, она нас ждёт.
– Я остаюсь, – резко, безапелляционно заявил парень. – Спасибо, что пришел за мной, и всё такое, что выручил сейчас – я бы не выбрался из плена. Но не пытайся идти за мной. На крыше четвёртого вагона аномалия, ты не пройдёшь. Даже сектанты не прошли… А я прошел.
– Как? – только и спросил Монгол.
– «Сталкерская удача», – тут же нашелся Рамиль. – Слышал о таком?
– Слышал…
– А это значит, отец, что Зона меня выбрала в свои любимчики. Я – сталкер. Прирождённый.
– Это просто удача. Не сталкерская, а самая обыкновенная, слепая человеческая удача.
– Это не так, – Рамиль не сдавался. – Я чувствую Зону…
– Ты в Зоне всего двое суток!
– Этого достаточно, – капризно воскликнул парень, – я семнадцать лет не мог ужиться во внешнем мире. Учился, пытался стать таким же, как все. Не смог! Не вписался в рамки. Девушки, друзья, развлечения… всё было, но было таким пресным и ненужным. Я чувствовал, что мир вокруг – иллюзия.
Монгол не знал, что ответить. Вся нормативная лексика высыпалась из памяти, остался лишь мат.
– …Я должен был оказаться на самой черте и за чертой, перед выбором между жизнью и смертью. И я сделал выбор!
– Какой… нахрен… выбор? – Хусаинов-старший с трудом подбирал слова. – Ты был счастливым ребёнком. У тебя были любящие родители – мы с мамой! У тебя были друзья и учёба. Но ты всё профукал и ушел играться в сталкера.
С минуту Рамиль молчал, потом зашипел:
– Вот видиш-шь! Ты не понимаешь меня и никогда не понимал. А ты задумывался хоть раз, для чего живёшь? Задумывался, что становишься частью тупой биомассы, которая жрёт, срёт и спит.
– Это жизнь! А что тут?
