— А-а…
— Я вот вспоминаю, как нас, пятерых, родители растили. Тоже как-то без особых денег. И в школу по очереди ходили, и одежды на всех не было. И пил отец иногда так… с кулаками за мамой бегал… Выросли же.
В голосе супруги послышалась грусть.
— Ну Кать, ну что ты! — сказал Чемоданов.
Супруга всхлипнула, уткнулась мужу в плечо.
— Жили-жила, — сквозь слезы произнесла она, — а вроде и не жила будто, как в тумане все: деньги, деньги. Только сейчас…
И она зарыдала в голос, содрогаясь и щекоча Че-моданова собранными в пучок волосами.
— Да я и сам, — сказал Чемоданов, — я и сам.
За квартал до дома не повезло.
Белобрысый сержант дорожно-постовой службы махнул жезлом, приглашая остановиться у притулившейся к тротуару служебной автомашины.
— Здравствуйте, — заглянул он в окно, едва Чемоданов притормозил, — нарушаем?
— Сегодня — нет, — сказал Чемоданов.
— Ну как же, — сержант дохнул перегаром, — у меня… на радаре, вот…
Под нос Чемоданову на короткое время сунулся прибор, мелькнул стеклянный кругляшок.
— Видите?
— Нет.
Сержант нашел взглядом осоловелых глаз сидящую на пассажирском сиденье супругу.
— Ну вы-то хоть, — обратился он к ней, — сказали бы своему, что я не отстану. Мне же много и не нужно, — икнув, он поелозил в окне. — Максимум — триста.
— А совесть? — спросил Чемоданов.
Сержант сдвинул брови.
— Ну-ка, выйдем из машины!
Он попытался открыть дверь, потом сообразил, что это невозможно, когда сам он внутри, и полез наружу.
— Из ма… вот черт!
Сержант исчез. И не появился.
Чемоданов переглянулся с супругой и отщелкнул дверную ручку.
— Извините.
Сержант, скорчившись, лежал на асфальте и не двигался. Но едва Чемоданов спустил ногу, пошевелился и поднял голову.
Они встретились глазами.
— Помочь? — спросил Чемоданов.
— Уезжайте. — Сержант обнял прижатые к животу колени. — Уезжайте, ради бога!
Щека у него была мокрая.
— Вы уверены?
— Валите!
Он сделал попытку ударить в дверь ладонью и промахнулся.
— Извините, — еще раз сказал Чемоданов.
— Что там? — спросила Катя.
— Лежит.
— Убился?
Чемоданов подумал.
— Да нет, просто лежит.
Он завел двигатель и, хоть на душе у него и было пасмурно, медленно покатил прочь. В зеркале заднего вида, отдаляясь, уменьшался человек в темносиней форме, эмбрионом застывший у грязно-белой полосы разметки.
— Митя! — Старший сержант Колымарь чуть не вывалился из служебного авто. — Митя!
— Я, — раздалось глухо спереди.
Как бы не из-под капота.
