— Я никому не нужна. А вы у меня и это отбираете…
— Бросьте! — раздраженно ответил Чемоданов.
— И как жить? — совсем тихо спросила соседка.
Она посмотрела на Чемоданова.
— Честно, — сказал Чемоданов. — Честно. Как с чистого листа.
Чемоданов вдруг открыл для себя: все вокруг говорят о честности, справедливости и совести.
В автобусе, на улице, на работе, наверное, даже дома, в семьях. Он слушал и удивлялся: много в людях всякого накопилось. Может, как и у него — через край хлынуло.
Подступило к горлу и…
Ну, когда-то же должно было, думалось ему. Иначе-то как? Мрак и ужас. Хоть Катьку спроси, хоть кого.
А так — честно.
Телевизор сошел с ума.
То есть новости в телевизоре пошли с сумасшедшинкой.
Утренний выпуск был полон эксклюзива от местной администрации: и глава, и руководители отделов, будто сговорившись, каялись на камеру.
Сначала признавались, потом каялись, потом обещали, что больше никогда!..
Картинка тряслась, и лица чиновников, напряженно-искренние, с выпученными глазами, то пропадали из кадра, то появлялись вновь. Слышались всхлипы, но Чемоданов не мог поручиться, что это не оператор.
— Мы теперь честно! — доносил микрофон.
— Обязуемся служить!
— И не воровать!
Толстая женщина в брючном костюме, видимо, куратор социальных программ, упав на колени, протягивала сцепленные пальцы в объектив:
— Пособия всем! Всем, кому положено! Пожалуйста!
Затем падала ниц, и волосы ее мели по паркетным плашкам.
Сам глава был насуплен и вещал трубным голосом:
— Мы, всем коллективом, единогласно решили, что пока остаются острые проблемы, будем работать в двенадцатичасовом режиме.
Он поднимал палец.
— Без дополнительной оплаты!
И смотрел на зрителей прояснившимися честными глазами.
— Вот как, — сказал сам себе Чемоданов, стукнув кулаком себя по колену. — Давно пора.
«А если это по всему городу? — подумал он. — А если по области? А если…»
У него захватило дух. Он почувствовал, что становится свидетелем чего-то великого, волнующего, окончательного.
— Катя! — позвал он. — Катя!
Супруга появилась аккурат к репортажу из отделения полиции.
К отделению стояла очередь. Хмурая. Мятущаяся. Полная не самых приятных личностей на фоне кирпичной кладки и распахнутой железной двери. Чемоданов решил сначала, что это стоят к открытию магазина.
Раньше так стояли разве что к пивным киоскам.
Но тут торжествующе влез репортер, и оказалось, что ни к пиву, ни к похмельному состоянию собравшихся ситуация отношения не имеет.
— Удивительное событие происходит сегодня на улице Тоцкой! Очередь у отделения полиции! В чем же здесь дело?
Репортер заглянул в камеру и побежал в люди.
— Что вы здесь делаете?
С хитрым лицом он проткнул микрофоном, похожим на черный леденец на палочке, воздух перед щуплым мужичком в джинсовой куртке.
Мужичок смутился.
На лице его отразилась внутренняя борьба, но затем какая-то твердость появилась в его взгляде, ощущение правоты, правильности, что ли.
