С помощью кариба удалось кое-как договориться насчёт ночлега — солнце садилось.
Зато какое индейцы проявили радушие, когда Сухов возымел желание купить у них четыре каноэ!
Железные топоры и ножи в обмен на пироги из крокодильих шкур, натянутых на бамбуковые каркасы, — подобный бартер вызвал настоящий ажиотаж.
Пожилой индеец, владевший самыми лёгкими и прочными каноэ, поначалу с недоверием отнёсся к топору из стали, тогда Пончик устроил ему презентацию — притащил плоскую каменюку, да и ударил по ней обухом.
Индейцы вскрикнули, а топору ничего, только звон прошёл. Зато каменюка — напополам.
Тут уж лодочник двумя руками ухватился за столь ценный инструмент.
Короче, сторговались.
А вечером индейцы дали званый ужин — и рыба была на столе (вернее, на полу, на огромных разложенных листьях), и фрукты-овощи, почти все из которых Олег видел первый раз в жизни, и жареное мясо пекари, и маисовые лепёшки.
— Недурственно, — промычал Пончик, набив полный рот, — весьма недурственно! Угу…
Один лишь местный шаман, он же знахарь, был огорчён, что ничего на продажу не выставил.
Стоило же ему узнать, что «Синяя чайка» направляется к реке Карони, как он обрадовался и сбегал к себе в хижину.
Возвратившись с горшочком резко пахнущей мази, с виду похожей на знаменитый бальзам «Звёздочка», он подходил то к Олегу, то к Быкову и страстно уговаривал их купить зелье, замогильным голосом стращая:
— Пури-пури! Пури-пури!
Сухов только улыбался да плечами пожимал, Хиали тоже не знал, о чём речь. Знахарь уже было отчаялся, когда ему попался Пончик.
— Пури-пури? — переспросил Шурка строго.
— Пури-пури! — вскричал шаман.
И Шурик, не торгуясь, вручил знахарю тяжёлый нож-секач. Тот, осчастливленный и гордый, удалился.
— И чем это ты таким разжился? — с сомнением спросил Ярик.
— Мазью от пури-пури.
— Что за зверь такой?
— Хуже зверя. Угу… Комаров на Карони нет, зато есть мошка пури-пури. От её укусов вздуваются такие фурункулы, что месяцами не заживают. Понял?
— Понял. Ёш-моё, поздравляю с покупкой!
Улеглись спать уже в полной тьме. Олег расположился на палубе. Лежал и слушал. Плеск реки, крики, вой, уханье, рыки, доносившиеся из сельвы.
Луны не было, зато в тёмном лесу метались целые созвездия, настоящие звёздные скопления светляков.
Иногда доносились звуки, похожие на детский плач, — это кайман подавал голос.
А потом Сухов вздрогнул — с реки донёсся приглушённый автомобильный сигнал.
Он привстал, но Хиали удержал его.
— Не надо, — тихо проговорил он, — это великий змей подавать голос.
— Анаконда?
— Так говорить испанцы.
Тут лунный свет проглянул сквозь тучи, и Олег разглядел огромную голову удава, что поднимался из воды выше борта галиота.
— Судя по тому, что гад толщиной с человека, — донёсся громкий шёпот Пончика, — в длину он будет футов сорок, как минимум. Если не все полста1. Угу…
В тишине клацнуло железо. Сухов тоже придвинул поближе свой флинтлок. Но тут анаконда передумала ужинать и нырнула.
Её извилистое тело заскользило прочь, иногда блестя над водой толстыми полукольцами.
— Всё, бандерлоги, — пробормотал впечатлённый Быков, — можете спать спокойно. Каа удалился…
Тут занялся проливной дождь, и все разбежались прятаться в душный кубрик и по каютам.
утра «Синяя чайка», гружённая пирогами и съестным, отчалила.
Ветер, хоть и был попутным, шибко посудину не разгонял, поэтому Олег усадил свою команду на вёсла — весьма немаленькие, каждое приходилось ворочать вдвоём. Ходу прибавили.
Так и шли больше недели. Однажды, пристав к левому, низменному берегу Ориноко, за которым расстилались плоские льяносы — обширные пространства, заросшие травою, с одиноко торчавшими пальмами мо-риче, — корсары познакомились с местными пастухами льянерос, нищими потомками конкистадоров и местных индейцев.
