Однажды, уморившись грести, каноэ задержались в тихой заводи.
Олег не сразу, но заметил-таки индейца, неподвижно стоявшего среди зарослей.
Это было похоже на картинку-загадку «Найди зайчика».
Надо было выделить какие-то элементы из видимого, увидеть иначе, вглядеться.
Лицо у краснокожего было размалёвано, под носом торчал полумесяц из рога, пучок крашеной травы заменял штаны, а правою рукой «индио» сжимал копьё.
Сухов поднял пустую правую руку — древний жест добрых намерений — и улыбнулся.
Индеец постоял, поморгал, а после переложил копьё в левую руку и повторил Олегов жест.
Гортанным голосом он начал что-то говорить, но даже Хиали не понял ни слова.
Потом кариб пустил в ход иные наречия, и контакт с грехом пополам был налажен.
— Он говорить, что вперёд идти опасно, там живут злые духи.
— Передай ему, что наша магия сильнее.
Понял ли индеец Хиали, осталось неизвестным — он повторил жест миролюбия и скрылся в лесу. Канул. Растворился.
А далеко за лесом загудели барабаны, то учащая ритм, то замедляя.
— Интересно, а местные туземцы — людоеды? — задумчиво сказал Кэриб.
— Да нет, — утешил его Быков, — так, через одного.
— Просто всем не хватает человечины, — подхватил Шурик. — Угу…
Ведя столь милые разговоры, они добрались до того места, где в Карони впадала река Каррао.
Изгибаясь, она растекалась в Лагуну-де-Канайма, а неподалёку грохотал водопад, разбиваясь на гряды.
Олег заоглядывался, высматривая обещанную Каонобо речку, и обнаружил аж четыре потока. Все они скатывались в Карони по отлогому склону, но лишь одна из речушек обтекала невысокую белую скалу, походившую на неровный конус.
— Верным путём идём, товарищи! — крикнул Сухов, указывая на белую скалу. — Вылезаем. Хватаем и тащим. Во-он туда.
Привычным усилием подхватив пироги, корсары потопали «во-он туда».
«Во-он там» обнаружился скромный прудик, куда вливалась небольшая речушка, узенькая — перепрыгнуть можно, ежели с разбегу, но глубокая, по пояс.
— Вперёд!
Речушка текла и текла, шире не становясь. С обоих берегов её обступали деревья, прикрывая сплетавшимися ветвями.
Солнце почти не заглядывало, лишь изредка к воде пробивался одинокий луч — и снова тень.
— Знаете, что мне эта речка напоминает? — проговорил Пончик. — Канал! Или арык.
— Похоже, — кивнул Быков.
— Это ж сколько рыть надо было! — покачал головой Франсуа.
— А куда спешить? Рой да рой…
— Плыви да плыви.
Так и плыли — день, другой, третий. А на четвёртый речушка, чьё происхождение посчитали искусственным, потекла вдоль необъятного подножия тепуи.
Глянешь вверх — словно у подъезда небоскрёба стоишь.
— Ничего себе, — воскликнул Кэриб, — громадные какие!
— Ещё шлёпнется чего-нибудь на голову… — проворчал Шурик, опасливо поглядывая вверх, на отвесные красные стены, за которые даже лишайник не цеплялся.
— Яйцо птеродактиля, конечно же, — предположил Виктор, оборачиваясь с каноэ, плывущего впереди.
— Молчал бы уж, — буркнул Пончик. — Тоже мне, лорд Рокстон выискался…
Сухов не стал им говорить своё начальственное «цыц», он сосредоточенно искал следующий ориентир — Двухглавую скалу.
И нашёл.
Холмы, подходившие почти вплотную к тепуи, отступили, речушка словно расслоилась, разбегаясь по трём руслам, но лишь на берегу одного из них высилась крутобокая скала с двумя вершинами, похожая на собор в каком-нибудь Сан-Фернандо-де-Сибао. Она почти примыкала к тепуи, бросая тень на его кручу.
— Нам туда!
— Куда — туда? — удивился Пончик. — Там же стена!
— Каонобо не мог обмануть.
