каждый всадник на счету. Ваши люди постоянно находятся в охранении, а представьте, что будет, если мы еще больше уменьшим их и без того невеликое количество. Десяток – это максимум того, что мы можем оторвать от выполнения основной задачи. – Против возразить было нечего, и сигнифер с опционом склонили головы, признавая правоту Волкова. – Я сам присоединюсь к поискам вместе со своими ликторами.
Последняя фраза ошарашила офицеров. Они застыли от удивления. Ненадолго. Потом на Волкова обрушился настоящий шквал эмоций. Разом заговорили и его ликторы, и Горик с Вароном. Суть их высказываний сводилась к тому, что он, конечно же, волен послать на поиски пропавших своих ликторов, но самого маркиза из лагеря просто не выпустят, пусть он на это не рассчитывает.
– Только через мой труп! – эмоционально заявил Тханг, и остальные его поддержали.
А Картаг, ехидно посмеиваясь, заметил:
– Если вы будете упрямиться, то мы вынуждены будем поставить в известность господина Тайного. Как вы думаете, маркиз, какова будет его реакция?
Волков беззвучно открывал и закрывал рот, сбитый с толку таким наглым наездом. Подумать только! Ему, маркизу Фаросс, или – если даже отбросить в сторону не принадлежащий ему по праву титул – командующему войском, диктуют волю его же подчиненные. Плюнуть бы в лицо тому, кто утверждает, что в самодержавных государствах правитель ничем не ограничен и может поступать, как ему вздумается. Как же – не ограничен! Вздор! Он, конечно, не правитель, вряд ли когда-нибудь им будет – есть ведь еще настоящая наследница престола, – и, честно говоря, не стремится им стать, но все же не последний человек в государстве… официально… И что с того? Даже сейчас, вдали от столицы с ее интригами, на него постоянно пытаются влиять, причем не придворные интриганы, а его боевые соратники. Единственное, что их оправдывает: эти люди, искренне обеспокоенные его судьбой и судьбой своей страны. Но даже соратникам нельзя позволять садиться себе на шею!
– Маркиз, не беспокойтесь, я лично займусь поисками, – сказал Горик Або. Напрасно, сказал. Это оказалось последней каплей.
Не беспокойтесь…
Не беспокойтесь?..
Не беспокойтесь?!!
Волков почувствовал, как поднимающаяся волна ярости сжигает его изнутри. Все вокруг приобрело багровый оттенок.
– Не бес-с-с-спокоитьс-с-с-ся? Ты мне предлагаеш-ш-ш-шь не бес-с-с-спокоитьс-с-с-ся? Может, ты мне е-ш-ш-ш-ще ш-ш-ш-што предложиш-ш-ш-шь? Передать тебе командование, напр-р-р-ример-р-р?
Хищным, резким, присущим только рептилиям движением Волков качнулся вперед и навис над сэром Або, вперив полыхающие яркими багровыми сполохами буркалы в испуганно расширившиеся зрачки рыцаря.
– Я, маркиз…
– Маркиз – это я! – рыкнул Глеб.
– Я не… я про… – голос нугарца предательски дрожал.
– Воля ваша, господин, – сипло выдохнул кто-то из ликторов.
Волков обвел алыми глазами все вокруг. Варон побледнел как снег. Ликторы сбились в кучку, опустили покорно головы, стараясь не встречаться взглядом с разъяренным командиром. Солдаты, кажется, вообще прекратили дышать, превратившись в неподвижные статуи, изображающие самих себя. У ног Глеба завозился Горик, стараясь отползти от него подальше, но тем лишь привлек к себе внимание. Нагнувшись, Волков подцепил подбородок рыцаря длинным, острым, изогнутым когтем, заставляя поднять голову, и зашипел ему в лицо:
– Я с-с-сдесь командир-р-р, с-с-сэр, и никто не будет с-с-с-са меня решать, ш-ш-ш-што мне делать, пока я не спрош-ш-шу с-с-совета.
– Да, господин, – прошептал непослушными губами рыцарь.
В голове набатом звучит: «Растерзать. Растерзать! Растерзать!!!» Коготь царапает кожу под подбородком нугарца. Такую тонкую, такую мягкую! Всего одно движение и… Капля крови скатывается по когтю.
– Моя жизнь и честь принадлежит вам, господин, – покорно говорит сэр Горик. Его немигающий взгляд уткнулся в пылающие багровыми сполохами глаза маркиза. Эти горящие огнем глазницы завораживали, сжигали волю рыцаря, требуя подчиниться. Рыцарь закричал, когда Данхельт грубо вторгся в его разум.
Волков вздрагивает. Глеба пугает овладевшая им жажда убийства. Руки не слушаются, стремятся сжаться, раздавить, разорвать подрагивающее горло. Кровь стучит в висках, и в такт этому стуку подрагивает багровая пелена перед глазами. Волков усилием воли пытается скрутить в комок охватившую его ярость. Получается плохо. Гнев рвется наружу, выскальзывает из пут, не желает покоряться. Силуэт коленопреклоненного рыцаря то обретает невиданную резкость, то размывается в багровых волнах, то обретает привычный вид, то становится похожим на картинку тепловизора. Волкова это пугает, он пытается остановить это мельтешение и сфокусировать взгляд на запрокинутом вверх бледном лице рыцаря. Наконец, после долгих усилий, ему это удается, «картинка» перестает прыгать, но не успевает Глеб порадоваться своей маленькой победе, как его словно затянуло в широко распахнутые глаза сэра Горика.
Перед внутренним взором Волкова замелькали разрозненные, быстро сменяющие друг друга картинки из жизни рыцаря. Нет, он не был сейчас просто
