голову, Цезарь увидел, что это была Озеро, вернувшаяся к работе в отчаянной попытке сохранить ему жизнь.
«Нет, – подумал он в отчаянии. – Не делай этого для меня».
Но было слишком поздно. Еще одна обезьяна подняла камень из груды камней, потом еще одна, и еще.
Цезарь с тревогой смотрел на то, как его обезьяны возобновили работу на стене, как они разбирали свои инструменты – все его страдания пошли прахом.
«Я проиграл, а он – победил».
Человек опустил пистолет и сунул его в кобуру. Потом он повернулся к Рыжему и пролаял команду.
– Эй ты, осел, подвесь его.
В центре тюремного двора, для всеобщего обозрения, был построен помост. Рыжий привязал Цезаря к высокому деревянному кресту, стоявшему на нем, обмотав запястья и лодыжки длинными кусками толстой веревки. Пока он этим занимался, вооруженные люди не спускали с них глаз. Цезарь не сопротивлялся, просто бессильно повис на кресте. На его лице засохла грязь.
«Это совсем на него не похоже, – подумал Морис. – Что они с ним сделали?»
Орангутанг опустил бинокль, ужаснувшись тому, чему он только что был свидетелем. Он и остальные смотрели на лагерь с выступа, нависавшего над дном каньона. Рядом с ним лежали Ракета и Плохая Обезьяна, стараясь не высовываться, чтобы не попасть на глаза находившимся внизу людям, а девочка, как обычно, цеплялась за его спину. Среди охранников Морис заметил одного солдата, того самого, кого Цезарь помиловал не так давно.
«Вот тебе и благодарность», – подумал он.
Ракета следил за выражением его лица, пытаясь догадаться, что Морис увидел. Орангутанг протянул ему бинокль, чтобы он сам мог посмотреть – он был слишком потрясен увиденным и не мог ни говорить, не жестикулировать.
– Плохое место, – уже не в первый раз повторил Плохая Обезьяна.
Когда остальные обезьяны перестали реагировать на его замечания, он стал обращаться к девочке, от страха пытаясь говорить с каждым, кто хотел его слушать.
– Плохое, очень плохое место.
Девочка безучастно смотрела на него.
Взглянув в бинокль, Ракета грустно вздохнул.
– Что там? – беспокойно спросил Плохая Обезьяна. Выглядел он так, как будто в любой момент был готов сбежать. Он постоянно ерзал, не в состоянии сидеть спокойно от страха.
– Что ты видишь?..
Ракета перевел взгляд с Цезаря на вход в каньон. Морис знал, что он там увидел – множество закованных в цепи обезьян, трудившихся над громадной стеной. И не просто каких-то обезьян, а обезьян из крепости, тех, которые должны быть на пути к новому дому. Тех самых обезьян, которых Цезарь приказал найти, если он не вернется.
«Наши обезьяны, – подумал Морис, – попали в рабство».
Ситуация в каньоне была во много раз хуже, чем они ожидали. Они спустились со скалы в поисках Цезаря, нарушая его же приказ бросить его, если он не вернется к рассвету, и что они обнаружили – присоединяться было не к кому. Все обезьяны были здесь, в этом проклятом месте, и были пленниками Полковника и его солдат.
Ракета опустил бинокль.
«Надо что-то делать, – сказал он знаками. – Теперь только мы можем их спасти».
Морис мрачно кивнул, хотя было совершенно неясно, что они могли сделать в сложившихся обстоятельствах. Они уже потеряли Луку и, возможно, и Цезаря. Как три обезьяны смогут освободить свой народ от армии людей?
– О нет! – воскликнул лежавший рядом Плохая Обезьяна.
Морис повернулся и увидел, что сбитый с толку шимпанзе смотрел не в тот конец бинокля; на его лице был ужас.
– Почему они такие маленькие?
Вздрогнув, он опустил бинокль. Морис и Ракета посмотрели друг на друга. Это было бы очень смешно, если бы Плохая Обезьяна не остался их единственным союзником. Вздохнув, Ракета протянул руку и перевернул бинокль, а потом отдал его обратно Плохой Обезьяне. Тот снова приложил его к своим глазам и снова удивился.
– Ох-х-х, – только и сказал он.
Рыжий, закончив привязывать Цезаря к кресту, подергал за узлы, проверяя их крепость. Цезарь поморщился, но ничего не сказал – он слишком устал, чтобы возражать. Пастор поморщился при виде этой жестокой процедуры.
