А потом мне вдруг стало не по себе. Потому что я очень отчетливо осознала, что весь мой мир, тщательно спроектированный и добротно построенный за последние годы, рушится прямо на глазах. Тот мир, где я была сама себе хозяйкой. Где я была свободна, самостоятельна и ни от кого не зависела. А что такое зависимость – даже от самых близких людей, – я успела узнать на собственном горьком опыте. В этом мире были трудности, но я умела их преодолевать – и опять же сама. А этот человек, которого мне уже хотелось назвать Кэмероном, готов был взять и разрушить его без малейших усилий.
Опомнившись, я поняла, что он уже почти успел уложить меня на кровать. Поцелуй так и не прервался, но грозил вот-вот перейти в нечто значительно более серьезное. Нечто такое, о чем потом слишком трудно будет забыть. После чего уже не окажется дороги назад. Но, черт его побери, неужели он не мог вести себя чуть более грубо? Швырнуть меня на кровать, а не так нежно и одновременно надежно поддерживать мою спину? Оставить на теле пару синяков, а не ласкать так, будто от неосторожного обращения я могу сломаться? Тогда мне было бы куда легче с возмущенным возгласом его оттолкнуть. А сейчас, когда я высвобождалась из его объятий, мне показалось, будто я вырываю часть собственной сущности.
Я разозлилась сама на себя. В конце концов, мы договаривались только о поцелуе, разве не так? Хотя, строго говоря, мы и о нем не то чтобы договаривались.
Отскочив подальше от кровати и поближе к двери, будто всерьез опасалась, что Эстли возвратит меня на постель силой, я, сдерживая дрожь в голосе, быстро пробурчала:
– Полагаю, теперь мы квиты.
И выскочила из комнаты.
Во дворец мы возвращались отдельно, каждый в своей карете. Эстли к тому же увозил из особняка дочь кухарки. Ей предстояло теперь предстать перед судом. На этом посещение дома призраков закончилось. Впереди снова ждал герцогский дворец с его привычным миром интриг и соперничества.
Часть IV
Глава 17
Хоть мне и плохо у вас живется, а все-таки я к вам привязан: после лошадей вы у меня в сердце на первом месте.
К традиционной сентябрьской соколиной охоте начали готовиться чуть ли не в августе. Главный герцогский ловчий сбился с ног. Не главные – тем более. Птиц тренировали, кормили, поили, холили и лелеяли. Не удивлюсь, если еще и перья им перекрасили в цвета герцога Альмиконте. Конюхи, ясное дело, тоже не скучали. Да и у прочих слуг дел образовалось невпроворот.
Но самыми занятыми оказались, пожалуй, не конюхи, не егеря, не сокольничие и не распорядители. Самыми занятыми были портнихи. Почему именно они? Да потому, что абсолютное большинство выезжавших на охоту людей собственно охотой не интересовались вовсе. Дамы, да и многие кавалеры даже и в лес-то не собирались заезжать, намереваясь ограничиться прилегавшим к его окраине лугом, где для «охотников» был организован своего рода пикник. Зачем же тогда они вообще покидали дворец, а то и специально приезжали сюда из окрестных поместий? Ну как же. Именно для того, чтобы покрасоваться в свежепошитой охотничьей одежде. Себя показать и заодно посмотреть на других.
Впрочем, не стоит думать, что я с неодобрением или высокомерием отношусь к подобным развлечениям, поскольку сама потратила не меньше, чем прочие, времени и ресурсов на то, чтобы сегодня облачиться в новый костюм для верховой езды. Юбка и корсаж из плотной материи, красного цвета в вертикальную черную полоску, прекрасно подчеркивали достоинства фигуры. Их дополняли черные узконосые сапоги для верховой езды. Словом, мода «охоты» радикально отличалась от всего того, что можно было носить при дворе или на городских улицах, и потому ни одна светская львица ни за что бы не пренебрегла подобным развлечением.
А вот Илона обожала такие мероприятия вовсе не из-за возможности пощеголять перед кавалерами в новом образе. Она, напротив, чувствовала себя в костюме для верховой езды значительно более комфортно, чем в обычных дворцовых нарядах. Правда, и тут ее устраивало далеко не все. К примеру, мне стоило большого труда отговорить ее от идеи сшить для сегодняшнего выезда брюки.
И вот теперь я возлежала на специально расстеленном поверх травы ковре – да-да, и нормы поведения на «охоте» сильно отличались от обыкновенных – и лениво наблюдала за тем, как Илона объезжает Лонда, чрезвычайно норовистого скакуна из герцогских конюшен. Лонд был ослепительно красив – абсолютно белый, с роскошной мягкой гривой, – но при этом начисто опровергал все устоявшиеся представления о «белых и пушистых». Характером он обладал совершенно невыносимым, хоть и не абсолютно диким, и готов был подчиняться лишь очень немногим всадникам. Илона как раз вознамерилась пополнить их число.
Сказать по правде, за подругу я особо не волновалась: она находилась в своей стихии. Что-что, а держаться в седле Илона умела хорошо, сколь бы норовистое животное ей ни попалось. Вот и теперь Лонду не удавалось отделаться от назойливой наездницы. В своей своеобразной борьбе конь описывал круги по лугу и изредка даже вставал на дыбы, но Илоне всякий раз удавалось удержать контроль над ситуацией.
Спокойствие сохраняла не только я. О специфических увлечениях Илоны при дворе знали и смотрели на них некоторым образом сквозь пальцы. Вот и сейчас одни наблюдали за девушкой с неодобрением, другие с завистью (что, впрочем, зачастую одно и то же), третьи с восторгом, четвертые и вовсе не обращали на нее внимания. Но факт оставался фактом: Илона делала то, что хотела, не слишком беспокоясь о мнении окружающих.
Громкий цокот копыт возвестил о возвращении из леса группы охотников. Я повернула голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из них, заметив
