Впрочем, скоро в мыслях остается лишь невыносимое давление на живот. Неужели Олимпия стонет за нее? Каждый раз, когда в Мэлори вонзаются жуткие ножи, Олимпия рыдает.
«Мне тоже рыдать за нее?»
Кассетник замолкает. Стихает и шум внизу, и даже дождь.
Теперь лучше слышны негромкие звуки чердака. Мэлори улавливает шелест собственного дыхания, четче стали шаги соседей, которые помогают им с Олимпией.
Силуэты появляются, силуэты исчезают.
Вот Том (Мэлори точно знает).
Вот Феликс (Мэлори так думает).
Теперь рядом с Олимпией Джулс.
«Мир отдаляется или я погружаюсь в свою боль?»
Опять этот странный звук! Словно младенец плачет на лестнице. Там, внизу, кто-то живой и маленький. Сейчас его крик отчетливее. Сейчас он не пробивается через ругань, музыку и дождь.
Да, теперь звук стал четче и яснее. Том идет по чердаку, а в паузах меж его шагами Мэлори улавливает странный звук. Едва ноги Тома отрываются от деревянного пола, снизу доносится детский плач.
Звуки такие четкие, что Мэлори наконец их узнает.
«Птицы! Господи, это птицы!!!»
Картонная коробка бьется снаружи о стену дома. Птицы воркуют.
– У дома кто-то есть, – негромко говорит Мэлори.
Шерил в паре шагов от нее.
– У дома кто-то есть! – кричит Мэлори.
Джулс отрывает взгляд от Олимпии.
Снизу доносится грохот. Феликс кричит. Джулс несется мимо Мэлори. Его ботинки стучат по деревянной лестнице у нее за спиной.
Мэлори в панике оглядывает чердак. Тома нет. Он внизу.
– Олимпия, мы тут одни, – говорит Мэлори, обращаясь, скорее, к самой себе.
Олимпия не отвечает.
Мэлори старается не слушать, только как удержаться? Ощущение такое, словно они все в гостиной. По крайней мере, на первом этаже. Все орут. Это Джулс только что сказал «Не надо»?
Шум нарастает вместе с болью в животе у Мэлори.
Лежа спиной к лестнице, Мэлори вытягивает шею, хочет узнать, что там творится. Она хочет, чтобы ор прекратился. На чердаке две беременные, которым нужна помощь. Пусть соседи замолчат!
Обессилев от боли, Мэлори опускает голову на грудь. Веки слипаются. Если даст слабину, может потерять сознание. Как минимум.
Снова начинается дождь. Мэлори открывает глаза и смотрит на Олимпию. Та лежит, запрокинув голову. На шее проступили вены. Мэлори медленно оглядывает чердак. Рядом с Олимпией коробки. Чуть дальше окно. Дальше еще коробки. Старые книги. Старые вещи.
Вспышка молнии озаряет подвал. Мэлори закрывает глаза. Мысленный взор выхватывает из мрака «фотографию» стен чердака.
Потом окно. Потом коробки.
Силуэт мужчины, стоящего там, где стоял Дон, когда Мэлори сюда поднялась.
«Не может быть», – думает она.
Но мужчина там.
Еще не открыв глаза полностью, Мэлори понимает, кто таился во мраке, кто проскользнул к ним на чердак.
– Гари! – зовет Мэлори. В голове теснится тысяча мыслей. – Ты прятался в подвале.
Она вспоминает, как Виктор рычал на дверь подвала.
Вспоминает, как Дон там спал.
Пока Мэлори буравит Гари взглядом, на первом этаже разгорается ссора.
Джулс охрип, Дон задыхается от ярости. Судя по воплям, вот-вот начнется драка.
Гари выходит из укрытия и приближается к Мэлори.
«Когда мы закрыли глаза, и Том отпер дверь, Дон утащил Гари в глубь дома», – думает Мэлори, понимая, что так и получилось.
– Что ты здесь делаешь? – неожиданно кричит Олимпия.
Гари на нее не смотрит. Он подходит к Мэлори.
