– Там, внизу, подтверждаются мои теории. Твои соседи думают, что сойдут с ума. Ничего подобного. Я месяцами жил на улице. Я неделями смотрел на тварей.
– Не может быть! – заявляет Мэлори не то Гари, не то шуму внизу, не то неумолимой боли.
– Когда я впервые увидел тварь, то решил, что теряю рассудок. – Гари нервно усмехается. – Но я не сошел с ума, а мало-помалу разобрался в том, что происходит. С моими друзьями. С моей семьей. Со всеми.
– Не хочу это больше слышать! – кричит Мэлори. Кажется, ее тело вот-вот расколется пополам. Тут какая-то нестыковка: ребенок, покидающий ее чрево, слишком крупный, он раздирает ее.
«Мальчик», – думает она.
– Знаешь…
– Хватит!
– Знаешь…
– Нет! Нет! Нет!
Воет Олимпия, воет ветер, на первом этаже воют собаки. Мэлори кажется, на фоне страшной какофонии она слышит Джулса. Он бежит по коридору в ванную. Он что-то раздирает.
– Может, я неуязвим, Мэлори. Может, просто осведомлен.
«Представляешь, сколько пользы ты мог нам принести? – хочет крикнуть Мэлори. – Представляешь, как мы могли себя обезопасить твоими стараниями?»
Но Гари безумен.
Вероятно, он всегда таким был.
Дон содрал одеяла с окон.
Гари прятался за него в столовой.
Гари шептал ему из-за тонкого занавеса в погребе.
Гари искушал его.
В дверь чердака кто-то барабанит и орет:
– ВПУСТИТЕ МЕНЯ!
«Это Феликс, – думает Мэлори. – Или Дон».
– БОЖЕ, ДА ВПУСТИТЕ ЖЕ МЕНЯ!
Это не Феликс и не Дон.
Это Том.
– Гари, открой ему дверь! – кричит Мэлори.
– Ты точно этого хочешь? По-моему, не самая здравая мысль.
– Впусти его! Прошу тебя!
«Это Том, господи, это Том, это Том, господи, это Том».
Мэлори тужится. Господи, как сильно она тужится!
– Дыши! – велит Гари. – Дыши, дело почти сделано.
– Пожалуйста! – рыдает Мэлори. – Пожалуйста!
– ВПУСТИТЕ МЕНЯ! ВПУСТИТЕ МЕНЯ! ВПУСТИТЕ МЕНЯ!
Теперь кричит и Олимпия:
– Открой дверь! Это Том.
В дверь колотит безумие с первого этажа.
Том.
Том безумен. Том видел тварь.
Том безумен.
«Ты слышишь? Слышишь его голос? Такие звуки он издает. Точнее, такие звуки он издает, когда молчит его разум, его прекрасный разум».
Гари поднимается и идет к двери. Дождь стучит по крыше. Стук в дверь обрывается.
Мэлори смотрит на Олимпию. У той волосы сливаются с тенями. Глаза горят.
– Мы… почти… справились, – лепечет Олимпия.
В зареве свечи Мэлори видит: ребенок Олимпии наполовину выбрался из чрева. Мэлори инстинктивно тянется к нему, хотя он на другом конце чердака.
