– Я не могу долго разговаривать. Хочешь перебраться в другое место? Туда, где поспокойнее? Полагаю, что да.
– Да, – отвечает Мэлори.
– Тогда послушай меня. Если можешь, запиши. Ручка есть?
Мэлори говорит, что есть, и тянется за ручкой, которая лежит у телефонного справочника Тома.
Младенцы плачут.
– У тебя ребенок?
– Да.
– Ради него тебе нужно спокойное место. Слушай меня, Мэлори: сплавляйся по реке.
– Что?
– Сплавляйся по реке. Знаешь, где река?
– Д-да, знаю. За домом. Мне говорили, что в восьмидесяти ярдах от колодца.
– Отлично. Сплавляйся по реке. Затея опасная, но если вы с Томом продержались так долго, то справитесь. Я нашел вас на карте. Добираться вам миль двадцать. Река разделится на рукава…
– На что она разделится?
– Прости, я забегаю вперед. Но здесь тебе будет лучше.
– Почему?
– Во-первых, здесь нет окон. Есть водопровод. Еду мы выращиваем сами. В общем, настоящее натуральное хозяйство. Комнаты у нас хорошие, места много. Большинство считает, сейчас мы живем лучше, чем прежде.
– Сколько вас?
– Сто восемь человек.
Для Мэлори число может быть любым. И бесконечностью тоже.
– Давай сначала расскажу, как сюда добраться. Не дай бог связь оборвется, и я не успею объяснить.
– Объясняйте.
– Река разделится на четыре рукава. Тебе нужен второй справа. Держаться правого берега не получится. Задача нелегкая. Придется открыть глаза.
Мэлори качает головой. Нет.
Рик продолжает:
– Как узнать, что ты на месте? Услышишь звукозапись. Человеческий голос, – обещает Рик. – Мы не можем сидеть у реки целый день. Это слишком опасно. Поэтому поставили громкоговоритель. Он реагирует на движение. Благодаря подобным устройствам мы хорошо знаем, что творится в лесу и на реке рядом с нашим убежищем. Громкоговоритель срабатывает, и запись проигрывается каждые тридцать минут. Снова и снова. Четко и ясно. Одно и то же сорокасекундное обращение, ты обязательно его услышишь. Тогда и открывай глаза.
– Спасибо, Рик, но я не смогу.
Голос у Мэлори апатичный, надломленный.
– Понимаю, тебе страшно. Конечно, страшно. Только в этом и заковырка. Других вариантов нет.
Мэлори подумывает повесить трубку, но Рик продолжает:
– У нас происходит столько хорошего. На месте мы не стоим. До желаемого результата пока далеко, но мы стараемся.
Мэлори начинает плакать. Рик дает ей надежду? Или это извращенный вариант безысходности?
– Если последую вашим советам, как искать вас дальше? – спрашивает Мэлори.
– От стрелки?
– Да.
– У нас есть сигнализация. Принцип действия тот же, что у громкоговорителя. Ты выбираешь нужный рукав и плывешь еще сто ярдов. Там сработает сигнализация, опустится шлюз. Лодка заблокируется. Тогда мы выйдем проверить, кто к нам пожаловал.
Мэлори дрожит.
– Правда? – спрашивает она.
– Да. Ты не веришь?
Перед мысленным взором мелькают картинки, образы старого мира. Каждая картинка так или иначе связана с путами и цепями, с грузом обязательств, с предчувствием, что там, куда зовет Рик, может быть хорошо или плохо, хуже или лучше, чем здесь, но свободы точно не будет.
– Сколько вас там? – спрашивает Рик.
Мэлори прислушивается к тишине, царящей в доме. Окна разбиты. Дверь, вероятно, распахнута. Нужно встать. Запереть дверь. Завесить окна
