– Конечно, вкусно! – засмеялась Юмагас, а следом и ее девушки. – Там же мята! А ты любишь мяту!
Выхлебав пиалку до дна, халиф успокоился.
– Знаешь, вот выпью с тобой чаю – и сразу как-то в голове проясняется, – с облегчением выдохнул он и отдал чашку жене.
Ханша улыбнулась. Еще бы, подумала Юмагас. Еще бы тебе не стало легче на душе, Мухаммад. Этот чай заваривала лиса-оборотень, которую ты видишь как старого евнуха-ханьца. Если б не лисьи отвары, все шло по-прежнему: ты бы занимался евнухами, Бакр и главный вазир грабили народ, а я бы убивала время в хаммаме и в розарии, даже не мечтая о сыне…
– Так что случилось? – мягко поинтересовалась она, стараясь не нажимать взглядом.
– Она все-таки добилась своего! – стукнул кулаком по колену аль-Амин. – Заставила меня!
Юмагас пристально посмотрела ему в глаза.
– Я приказал привезти Тарика в столицу, – выпалил аль-Амин. – Посажу под замок в Алой башне, пусть под рукой будет.
И потом враз встрепенулся, словно просыпаясь:
– А, чего я сказал?
– Выпей еще чаю, любимый, – засмеялась ханша и протянула ему полную ароматного настоя пиалу.
А потом обернулась к Булгун:
Девушка улыбнулась, пряча слезы радости.
Халиф с удовольствием пригубливал горячий напиток:
– А здесь что?
– Высокогорный чай из Хань, – безмятежно улыбнулась Юмагас.
– Так вкусно! Никогда не думал, что черный чай так приятен на вкус!
– Мухаммад, – она снова поймала глазами его глаза.
Тот уставился на нее стеклянным взглядом.
– Не доверяй Исе ибн Махану, – четко и раздельно выговорила Юмагас.
Халиф сглотнул, встрепенулся и снова удивился:
– Я что-то сказал?
– Ты какой рассеянный сегодня ночью, хабиби, – расхохоталась ханша. – Тебя в бане не заласкали до смерти?
Все, включая аль-Амина, покатились со смеху.
– Велел одну из тех девчонок в ас-Сурайа привезти, – отсмеявшись, покивал халиф сам себе. – Понравилась, хочу ей сегодня ночью заняться!
– Небо в помощь! – фыркнула Юмагас. – Только не загонись насмерть, Мухаммад. Завтра ж на охоту!
– Помню-помню, – покивал аль-Амин, поправляя куфию. – На рассвете увидимся, прикажи оседлать аш-Шабака, хорошо?
Юмагас улыбнулась и кивнула.
Глядя удаляющемуся халифу в спину, она стиснула зубы и попыталась понять: почему на душе так погано, словно туда пес нассал? Шлюшкой больше, шлюшкой меньше – но почему так тревожно?
– Цзо, – обернулась она к ханьцу.
Для второго зрения высохший низкорослый евнух выглядел куда как элегантнее: крупный рыже-серый лис степенно прихлебывал чаек из фарфоровой чашки.
– Посторожи у его комнаты, Цзо, – с поклоном попросила Юмагас. – Что-то мне неспокойно…
Лис крался вдоль ограды – то замирая с поднятой лапой, то снова приникая брюхом к самой траве.
Человек, оседлавший ветку абрикосового дерева, внимательно следил за оборотнем. Немногие бы заметили неслышную рыжую тень, разве что белый кончик хвоста бы мелькнул. Но человек видел и слышал все. В его родной провинции Хэнань на лис-оборотней охотились – а Фан Цзы был из семьи потомственных охотников. Когда лиса оказалась на расстоянии выстрела, он поднес к губам полую бамбуковую трубку и дунул в нее.
Короткая стрела ударила прямо в горло оборотня и сбила его с ног. Лис умер на месте.
Фан Цзы легко спрыгнул с дерева, подошел к мертвецу и выдернул оружие из шеи. Из раны прыснула густая красная струйка и потекла по рыжему меху.
Охотник быстро зашагал в глубину сада, к золотившемуся светом ламп павильону. На ступенях стоял человек, темной тенью вырисовываясь на фоне алого занавеса.
– Дело сделано, – поклонился охотник.
Человек молча бросил ему сверток с золотом и, нагнувшись, вошел под прозрачный, бросающий кровавый отсвет полог.
– Сулайман ибн Али! – раздались веселые голоса. – Что нового скажешь?
