– Поднимись, – благосклонно махнул рукой аль-Амин.
И подмигнул Кабихе, все так же испуганно цеплявшейся за локоть, – мол, видишь, как я с ним управляюсь?
– Ну-ка, скажи мне, нерегиль, – без промедления приступил к делу Мухаммад, – это правда, что из пустыни в город меня перенесли джинны?
– Да, мой повелитель, – бесцветным голосом отозвался самийа, не поднимая глаз от травы у своих колен.
Кругом заахали и заохали.
– Я знаю, что джинны сделали это по твоей просьбе, нерегиль. Именно поэтому я избавил тебя от справедливого наказания, полагающегося за… словом, ты понял, за что.
– Да, мой халиф.
Кабиха ахнула и всплеснула руками. И снова оплелась вокруг локтя халифа. Аль-Амин подмигнул невольнице – сейчас, мол, не такое услышишь.
– А правда, что меня в развалинах преследовал змей-аждахак?
– Да, мой халиф.
Послышались возгласы изумления и шепотки.
– А что ему от меня надо? – заваливаясь вместе в Кабихой на подушки и подставляя пиалу кравчему, поинтересовался аль-Амин.
– Здравый смысл, как я понимаю, – очень тихо сказал нерегиль.
И сухо кашлянул.
Аль-Амин резко поднялся и оттолкнул невольницу, плеснув вином:
– Ну-ка объяснись. Что это значит – ему нужен мой здравый смысл?
– В развалинах Касифийа есть барельеф, изображающий царя Заххака, – все так же тихо проговорил самийа. – Царя, в которого, по парсидским легендам, вселился аждахак.
– Ну и что же? – нахмурился аль-Амин.
– Его изображали как человека, из плечей которого растут две змеи.
– Ты забыл, чем кончилась наша беседа у арки? Опять морочишь мне голову? – начиная закипать, прошипел халиф.
Нерегиль невозмутимо продолжил:
– По легенде, эти змеи кусали царя, и, чтобы избегнуть мучений, он приказывал каждый день скармливать им мозг двоих юношей.
– А при чем тут я? – рявкнул, перестав сдерживаться, аль-Амин.
– Аждахак питается страхом человека. И его злобой. Когда страх и злоба овладевают человеком полностью, аждахак вселяется в него. И начинает пожирать людей вокруг.
Кабиха тихо ойкнула, прикрывая ладошкой рот. Крупный рубин вспыхнул кровавой каплей. Вокруг тоже ойкали. От злости аль-Амин выплеснул из чашки остатки вина и мрачно спросил:
– Так ты что же, думаешь, что я превращусь в этого… как его… Заххака? Ты что, рехнулся?
– Я полагаю, что твоему разуму грозит опасность, повелитель.
– И что мне делать, чтобы меня не сожрал змей?!
– Не бояться.
– Что?!
– Не бояться.
С досады аль-Амин аж плюнул. Кабиха хихикнула. А следом захихикали остальные: страх отпускал, и люди отводили душу, посмеиваясь над тем, что их только что напугало. Присоединяясь к общим смешкам, халиф фыркнул:
– Ну спасибо за совет, нерегиль! Раз ты так говоришь, я больше не буду бояться старой парсидской сказки! Я – предстоятель общины верующих! Потомок Пророка! Мне не страшны языческие легенды!
Послышались одобрительные восклицания – все благословляли имя Али и проводили ладонями по лицам.
Кравчий опять налил халифу вина.
– Ну ладно, – снова устраиваясь на подушках и приобнимая девицу, сказал аль-Амин. – Ну-ка, скажи: кого из нас ты предпочел бы видеть халифом – моего брата или меня?
Смешки разом стихли, словно их срезало. Аль-Амин невозмутимо прихлебнул из чашки. Нерегиль вздохнул, потрогал горло. Но все-таки сказал:
– Тебя, повелитель.
– Почему? – ядовито улыбаясь, поинтересовался халиф.
– Потому что из двух братьев на троне всегда предпочтительнее тот, кто глуп и бездарен. Им легче вертеть, добиваясь своих целей.
Чашка выпала из разжавшихся пальцев аль-Амина и шлепнулась на подушки. Вино расплескалось и стало мгновенно впитываться, пятная и вымачивая вышивки. Откуда-то справа отчетливо послышалось, как звякнули браслеты – кто-то из лютнисток поднес руку ко рту.
