– Сорок девять…
– Ай… у-у-у-у…
– Пятьдесят! Следующий.
Джеймс сменил плеть, подумав, что полсотни ударов – это уж старина Джон погорячился. По десятке разгильдяям – и хватит, а худосочному юнге вполне достаточно и полдюжины.
Ни Лесли, ни Фила, впрочем, Фогерти ни о чем таком не предупредил, а вот юнгу – обязательно. Молод еще, вполне мог бы и помереть просто от разрыва сердца.
– Сорок восемь… сорок девять… Пятьдесят!
Ху-у-у…
Утерев пот с лица, лекарь-палач тут же попросил принести свежую рубашку. Что и говорить – употел.
Подумав, Маюни и его супруга решили возвращаться в острог. Остяк, конечно, вполне мог начать жизнь на новом месте без каких-либо средств, однако Устинье – в прошлом – боярской дочери – такое дело не очень-то нравилось. Хватит уже, нажилась! Чум – лес, лес – чум, и, кроме родного мужа, ни единого человечка верст на сто вокруг. Тоска! Тут волей-неволей всякие олени с важенками видеться будут. А жить среди людей, в городе, на посаде, даже в рядке любом – это деньги нужны: избу для начала поставить, да кому надо дать. Все это Ус-нэ в отличие от супруга своего понимала прекрасно, а потому улыбнулась, да, усевшись на плоский камень, погладила милого по плечу, да посмотрела на море:
– Чай, до Троицкого-то острога отсель недалече…
– Острог? – юный шаман встрепенулся. – Но мы же только что…
– И что? Злата у нас больше нету, а без злата на месте новом – не жизнь. На боярина горбатиться хочешь или на воеводу? – Устинья задумчиво покачала головой. – Нет, милый, надо бы нам снова золотишком разжиться.
– Самим, без ватаги, никак, – скрипнул зубами Маюни. – В острог возвращаться надо. Атаман примет с радостью – снова заработаю долю, и тогда – уйдем.
– В острог, говоришь? – Хитрая дева поспешно спрятала улыбку, протянула задумчиво: – Ну-у, как у вас говорят – куда мышь, туда и песец. Куда ты, любый, туда и я.
– Лишь бы ты смогла выдержать! – вспомнив об обиде, встрепенулся остяк.
Ус-нэ сжала губы:
– Выдержу! В острог так в острог. Как ты решил – так и будет.
Светлая полярная ночь, тихая и теплая от близкого жара волшебного солнца, переливалась нежными палевыми облаками. Полупрозрачные, редкие, они таяли где-то вдали, стекая в мраморно-розоватое море.
С моря повеяло ветерком – влияние Ус-нэ кончилось.
– Пойдем, – дева поднялась на ноги и взяла мужа за руку. – Нечего тут рассиживать, мыслю – к ночи в остроге будем.
– К ночи – вряд ли.
– Ну, значит – на следующий день, завтра.
– Завтра будем, да.
– Ой, смотри-ка!
Устинья не удержалась, вскрикнула, увидев, как над недалеким мысом, над кустами и редкими соснами неслышно и величаво поплыли алые от рассветного солнышка паруса, а затем в бухте показалось и само судно, красивое и быстрое. Пройдя вдоль берега, корабль развернулся и зигзагами поплыл обратно, только хлопали в утренней тишине паруса, ловя ветер, да жадно кричали вечно голодные чайки.
– Добрый корабль, да, – завистливо скривился Маюни. – Не струг, лучше. Однако по реке – права ты, милая, – не пойдет, нет.
Прошагав с небольшими перерывами на отдых весь день, беглецы скоротали ночь и к полудню вышли к острогу. Давно уже тянулись знакомые места, подозрительно пустынные – не было видно ни настороженных охотниками ловушек, ни рыбаков, ни даже кочующих менквов.
– Чую, неладно что-то, да, – юный шаман погладил пальцами бубен. – Не может так быть, чтоб никого.
– Да, непорядок, – согласно кивнула Устинья. – Обычно казаки наши не сидят без дела. Сейчас бы уже на берег поплыли – за мясом, за бревнами. А – нету! Верно, случилось что-то. Ой, Маюни – и нам бы с тобой осторожнее надо.
Остяк повернулся к морю, прислушался, напряженно поглаживая бубен.
– Злое колдовство чую, да, – немного постояв, тихо промолвил шаман. – Рядом совсем.
Оп!!!
Из-за дальнего мыса донесся раскат грома.
– А молнии-то нет! – Маюни поднял глаза к небу.
– Так это ж тебе не гроза, – напряженно усмехнулась дева. – Это – пушки.
