Промерив все, Фогерти собрался было подозвать укрывшуюся за излучиной шлюпку, как вдруг увидал выскочивших слева, из ивняка, дикарей, бежавших прямо на отмель, к утлому челноку.
Джеймс успел вовремя скомандовать своим людям – оба матроса залегли и теперь терпеливо ждали команды старшего.
– Не стрелять. Возьмем обоих в плен.
– Вот это верно, сэр! – обрадованно зашептал Джонс. – Девка красива, а парень весьма крепок – можно будет выгодно продать… а с девкой и позабавиться не худо б!
– Вам все бы развлекаться. – Джеймс вытащил было шпагу, но, чуть подумав, сунул ее обратно в ножны. – Парень – за мной. Как с ним управлюсь – гоните девку вниз по реке, к шлюпке. Все ясно?
– Ага, сэр.
– Ну, с богом тогда. Точнее – тысяча чертей всем в глотку!
Поднявшись на ноги, Фогерти зашагал к дикарям прямо по отмели, даже помахал рукой. Высокие – дивной свиной кожи – ботфорты его хлюпали по воде, расстегнутый желто-красный, украшенный цветными ленточками камзол сиял золочеными пуговицами, под камзолом белела сорочка.
– Эй, привет, ребята! – подойдя ближе, Джеймс широко улыбнулся и показал опешившим от его внезапного появления дикарям пустые руки. – У меня ничего нет, видите? Я здесь просто гуляю, любуюсь рекой… а вы? О, вы, я вижу, тоже. Рад с вами познакомиться, и вообще, это большая удача повстречать здесь столь милую пару. Я сам из Плимута. Вы были в Плимуте? Нет? Очень жаль.
Опытный кондотьер, сломавший в европейских религиозных сварах не одну шпагу, Фогерти нес все подряд, что только на язык приходило, главное сейчас было – не дать дикарятам опомниться, подойти к ним поближе.
Расчет бывалого кондотьера полностью оправдался. Пока дикари пялились на него, раскрыв рты – еще бы, весь такой улыбчивый, красивый! – Джеймс подобрался к ним совсем близко и хлестко, отрывисто, ударил парня в челюсть.
Удар оказался хорош – дикарь, словно опустевший мешок, осел на отмель… А вот девчонка повела себя совсем не так, как ожидал Фогерти. Никуда она не побежала, не бросилась с плачем и хлюпаньем поднимать своего дружка, а, зло прищурясь, звезданула кондотьеру кулаком в ухо! Да так, что у того все в голове загудело, как будто он стоял сейчас не на отмели, посреди реки, а на самой верхушке соборной колокольни где-нибудь в Ковентри или даже в Лондоне. Неприятное было чувство.
– Вот ведь змея!
Правда, матросы на этот раз не оплошали, побежали к дикарке с боков. И дылда Джонс, улучив момент, сунул ей прикладом в печень. Мушкет – орудие отнюдь не для рукопашного боя, весит изрядно, но тут все как надо вышло – схватившись за правый бок, упала девка на колени в песок, словно выброшенная на берег рыба, хватала раскрытым ртом воздух.
– Вяжите обоих, – потрогав распухавшее прямо на глазах ухо, неожиданно расхохотался Джеймс. – Вот ведь бывает же! Не дикарка, а какая-то Орлеанская дева.
Внимательно выслушав доклад Фогерти, капитан довольно потер руки и велел готовиться к рейду.
– Мы пойдем ночью, сэр? – дотошно уточнил шкипер. – Или, может быть, скрытно подойдем к деревне рано-рано утром – взять дикарей тепленькими?
– Не ночью и не утром, а днем, ни от кого не скрываясь! – Бишоп осклабился и, гулко расхохотавшись, пояснил: – Насколько я понял, пушек у дикарей нет, ружей тоже. Явимся открыто, а там… Надеюсь, убежать они не успеют.
– А с пленниками что делать, сэр? К мохнатому людоеду в клетку?
– К людоеду? Неплохая мысль… Но нет – заприте пока в трюме, а там поглядим.
Великий жрец Харсеми-ба, облаченный в праздничные одежды, прочитав молитвы, торжественно принес в жертву великому мужскому богу пятнистую быстроногую косулю и девять упитанных рябчиков, прилетевших на заклание волею колдуна.
Молодые помощники жреца с пением гимнов отрубали птицам головы острыми обсидиановыми ножами, косулю же Харсеми-ба забил сам – оглушил каменным топором, а затем ловко перерезал горло, поспешно подставив ладони под алую жертвенную кровь. Отпил и, повернувшись к волшебному солнцу предков, благодарственно воздел руки к небу, чувствуя, как стекает, капает на утоптанную перед храмом площадку вязкая красная жижа.
Военный вождь, славный Та-Каиша, подошел к жертвам следующим – омыл в крови руки, провел ладонями по щекам. За ним уже подались и все остальные, строго согласно тому месту, которое занимали в селении – сначала предстоятельница Дома девичества, за нею – десятники и воины, потом простые мужи, женщины, девы, дети, и самыми последними – слуги и гости.
– Радуйся, радуйся, великий бог! – под гром барабанов возопил жрец. – Радуйся и пошли нам всем счастье. Молодые воины пусть встретят возлюбленных дев, одинокие женщины обретут мужа, исцелятся больные, и все мы вместе станем еще сильнее и спокойнее. Как и всегда.
– Слава великому жрецу! – послышалось из толпы. – Великому жрецу слава.
Харсеми-ба нахмурился – по его мнению, можно было бы кричать и погромче, зря, что ли, вчера пожаловал крикунам два золотых браслета и перстень?
