– Здравы будьте оба, – подойдя, промолвила Устинья. – Мне б с девой поговорить… а ты, парень, пока прогуляйся.
Колдовскую речь супруга шамана понимала немного, в остроге еще выучила кое-что, частенько говорила с Тертяткою и куда меньше с Митаюки-нэ.
Обычно гордый и несклонный подчиняться чужому влиянию, Мюсена повиновался беспрекословно. Просто Ус-нэ того очень хотела – чтоб не мешал…
– Меня тоже изнасиловал менкв, девица, – присев рядом, в траву, Устинья приступила к беседе без всяких предисловий.
Подняв голову, Хлейко с удивлением взглянула на бледнокожую деву.
– Да-да, так и было, – подтвердила Ус-нэ. – Один человек меня тогда поддержал, удержал от смерти… а потом мужем мне стал – шаман наш, Маюни. Что скрывать, больно было, обидно, особенно когда девы глупые выпытывать начали – что, мол, да как… Стыдно было, до смерти стыдно. Не выдержала я тогда, слабость проявила – ушла, а лучше сказать – сбежала. До сих пор пережить не могу, в остроге боюсь на людях показаться…
Девушка вздохнула, задумалась. Хлейко, подтянув ноги, уселась рядом и тихо спросила:
– А зачем ты мне все это рассказываешь, белая хозяйка?
– Я тебе не хозяйка, а ты мне не служанка, – рассердилась Устинья. – Зови меня просто Ус-нэ.
– А я Хлейко.
– Знаю. И парня твоего знаю. Хороший? Любит тебя?
Хлейко прикрыла глаза:
– Любит…
– И замуж зовет?
– И замуж зовет.
– Вот видишь! Извини, что спрошу… – улыбнулась Устинья. – А сам-то он тебе как, глянется? Ведь всяко бывает – бывает, что и не глянется, а бывает, что глянется, да не сразу. Как вот у меня – Маюни.
– Мюсена хороший, добрый. – Хлейко-нэ слабенько, едва-едва, но отозвалась на улыбку. – Он умелый воин, им гордиться можно, да. Жаль, уйдет вскоре в поход с великим белым вождем… но я понимаю – надо. Оттого и слава, и почет.
– Вот и славно, что понимаешь, – тихо промолвила супруга молодого шамана. – Парню твоему тяжко будет… А в мыслях он где утешенье найдет? О тебе думать станет, коль любит. А ты тут – жди да о глупостях разных не думай… как я.
– Я вижу, ты, милая Ус-нэ, не только меня, но и себя утешаешь. – Хлейко погладила собеседницу по плечу. – Меня утешила, да. А себя?
– Да и мне вроде как легче стало, – с мягкой улыбкой призналась Ус-нэ. – Вот, с тобой поговорила – кажется, и жить хорошо. Идет она, жизнь-то. Мужики у нас любящие есть – это главное. А на других глядеть да слухи подбирать – стоит ли?
Ах, Устинья Ус-нэ, все правильно – не деву чужую утешала – себя, себя уговаривала, потому как решать нужно было – что потом делать? Она в лесу без людей жить не сможет, а мужу любимому и в городе, и на посаде тошно. И как быть? Как жить вместе, чтоб ни одного, ни другого не принуждать?
Вот так и спросила Устинья Хлейко – как?
Чистенькая усмехнулась лукаво, да сразу же и ответила, будто заранее все уже знала:
– А ни там, ни сям жить не стоит. Другое нужно место искать – чтоб обоим хорошо было.
– Да где такое найдешь-то?
– А ты, милая Ус-нэ, думай. Может быть, стоит выбрать местечко между лесом и градом. Или вообще – здесь!
– Здесь?! – удивилась Устинья.
– А что? От острога Троицкого не столь уж и далеко, однако же и не близко. А здесь все ж не в лесу, все же – люди. Ты не смотри, что сейчас народу мало – год-два, и не узнать! Многие из умирающих деревень сюда потянутся, лесные охотники тоже придут, да не только они. Под защитой славного и сильного вождя всем жить охота!
– Спасибо за приглашение, Хлейко, – от сердца поблагодарила жена шамана. – Быть может, его и приму.
– Всегда желанными здесь будете. Ты и супруг твой.
– Вот и договорились. А сейчас – пойдем, чистенькая Хлейко-нэ. Там девы циновки плетут да поют песни. Вот и мы с ними споем. Знаешь песни-то?
– Много-много знаю, – улыбнулась Хлейко.
Устинья покачал головой:
– А я ваши песни не ведаю ни одной.
– Так я научу, милая Ус-нэ!
– Научишь, так споем.
Проходивший мимо Дрянная Рука тоже кинулся было к девам – песни послушать да так, поболтать, побездельничать. Увы, парню все ж пришлось заняться делом – господин Енко Малныче, проходя мимо, свистнул, позвал. Мальчишка тотчас помчался на зов хозяина, поклонился:
– Звал, господин?
