сварожичей!
– И мы их никогда уже не увидим, мама? – продолжал мужчина.
– Они вырастут, сынок, и сами станут нами.
Богиня Вологды недовольно поджала губы, отступила. Повернулась к Трояну и негромко распорядилась:
– Забери их к себе на Сясь. Я не хочу, чтобы кто-то раньше времени проведал о взрослом сыне Орея. Забери, дай обжиться, понять, в каком мире они оказались и по каким правилам положено здесь жить. Будь рядом, объясняй, воспитывай. Горват совершенный дикарь, никогда не видевший людей и богов. Полагаю, раньше весны толку от него не будет. Но дар у него, несомненно, есть. Похоже, мальчишка унаследовал силу отца. Он вырастет могучим, непобедимым богом! Горват принесет нам победу. Не может не принести! Когда сойдет лед, вы с ним отправитесь по острогам и моей волей заберете в каждом по два-три воина. Это даст нам войско в полторы, а то и в две сотни копий, во главе с могучим богом, способным строить ледяные мосты и превращать воду в оружие. И полагаю, это не последние из его умений.
– Если мы заберем воинов из острогов, кто защитит реки и селения от лесовиков?
– Ныне ничего и ни от кого защищать не нужно, – улыбнулась великая Макошь. – Светлая богиня оказалась ловкой девчонкой. Она действительно смогла развернуть армию великого Одина и отогнать скифское нашествие. Она взялась договориться с повелителем оборотней. Надобно сполна использовать добытую ею передышку и подготовиться к новой войне.
– Я понял, великая Макошь.
– Сделай из этого дикаря нормального сварожича, Троян, я на тебя надеюсь. И почаще напоминай ему, что надобно отомстить за своего отца. Ни о чем другом ему думать не нужно… – и правительница Вологды повернулась к матери с сыном: – Горват, Репа! Троян заберет вас к себе, переоденет, как подобает богам славного народа, даст крышу над головой и поведает о важных новостях. Идемте к зеркалу, дети мои. Хватит уже здесь мерзнуть! Пора возвращаться в семью.
Сердце скифов
Этой осенью Покров наступил поздно… А может, рано. Поди разберись с этим в мире, где никто не занимается счетом дней! Ни дней, ни недель. А про месяцы ведают лишь потому, что висящая в небе Луна являет собой естественные природные часы. О более точных датах никто даже не задумывается. Нет такой необходимости.
Великая Светлана, уже и сама привыкшая откликаться на имя Купава, сочла приход Покрова поздним лишь потому, что уже очень давно, много дней, была к нему готова. Амбары Вологды полны вяленой рыбы и сушеных грибов, длинных косиц лука и чеснока, несколько навесов плотно набиты сеном для лосей и камышовыми обрезками им на подстилки, в погребах в три ряда выстроились бочки с солеными огурцами и квашеной капустой, мочеными яблоками и мясной солониной, в огромные бурты, крытые сеном и лапником, сложена свекла, репа, морковь, на ледниках ждут своего часа лукошки с ягодами и рубленные на крупные куски свиные, оленьи, лосиные туши, груды птицы и рыбы, что не попала в разделку. Ладьи, струги и мелкие лодки вытащены на берег, путанки сняты, половину двора занимают высоченные, в два человеческих роста, поленницы дров. Причем половина из них сделана «по старине» – толстенные чурбаки в сажень длиной, а часть «по Одину» – полешки размером с локоть.
Булатные топоры великого Матвея уже начали менять славянскую жизнь, позволяя мужчинам за несколько дней наколоть дровишек лично для себя, и потому обосновавшиеся наособицу мастера стали ставить в своих срубах и выгородках «печи Одина»: толстые глиняные полусферы с топкой внутри.
Студент-технолог оказался прав. Большие славянские семьи из нескольких десятков людей в каждой стали стремительно рассыпаться на маленькие, из мужа с женою да своих детей, едва только получили такую возможность. Стальные топоры рубили легко, словно топленое масло, не только вековую древесину, но и привычные обычаи – под бурчание стариков и к радости молодежи.
И к удовольствию всесильной Купавы, ибо каждая новая семья становилась для нее маленьким новым алтарем.
Но сейчас, в долгожданный Покров, могучая славянская Вологда просто уходила в долгую зимнюю спячку. Уходила, как нагулявший жирок медведь, в покое и безопасности, усталая, но довольная, ничуть не беспокоясь о грядущих холодах и неизбежном одиночестве.
Светлая богиня любила встречать этот день на стене, любуясь рыхлыми белыми хлопьями, что кружились в воздухе, опадая на стены, луга и грядки, на реку и деревья, укутывая черноту, зелень, серость и желтизну единым чистым покрывалом. И как бы сливаясь с подвластными ей землями, всесильная Купава позволяла этим хлопьям падать на себя: на плечи, на голову, на меховые сапоги. Она замирала и сживалась со вселенной, она утопала в ней – в покое, в снежных хлопьях и привычном извечном водовороте благодарных и умоляющих молитв.
– Не нужно оборачиваться, великая Света, – неожиданно прошептал чей-то голос ей в самое ухо. – Я не хочу тебя смущать.
Девушка вздохнула, покачала головой, расстегнула ворот, скинула плащ и отвела руку с ним в сторону. Одежда тотчас исчезла, а мгновение спустя рядом с ней на краю стены встал высокий худощавый и остроносый мужчина.
– Ты не боишься появляться в самом сердце Вологды, повелитель оборотней? – тихо спросила богиня любви и согласия.
– Я должен был убедиться, что общаюсь с великой правительницей, а не со случайной бродяжкой, – ответил лесовик. – Похоже, тебе и впрямь можно верить. Тебя почитают хозяйкой здешних земель и возносят молитвы чуть ли не во всем обитаемом мире. В своем величии ты обогнала даже меня.
– Я не правлю, я всего лишь помогаю людям, – скромно ответила девушка. – И с радостью помогу тебе. Ты принял решение?
