отчетливо выговорил Андрей и уставился на Виктора. Что, мол, пришел?
— Ребят, вы не видели тут девочку в бордовом свитере? Свету Самойлову? — спросил Виктор, стараясь сделать вид, что все в порядке. Ну любит он гулять по ночному лесу, нравится ему.
Если Светы тут нет, может, он что-то спутал и надо поискать ее у пруда, на мостках, где она в прошлый раз с ним заговорила.
Подростки мрачно молчали. Потом самый младший мальчик неуверенно шмыгнул носом.
— А она больше не с нами! — громко сказал он.
Знакомый голосок. Это он распевал считалку.
— Она с нами больше не играет, да, Андрей?
Художник сделал несколько шагов к Виктору, попутно наступив на плетеную куклу. Прошел мимо, обернулся, взглянул в глаза. Потом пожал плечами и побрел по дорожке, ссутулившись, шаркая ногами. Маленький мальчик, придумавший большую интересную игру. В которую так приятно играть долгими и унылыми осенними вечерами. И плохо, когда взрослые мешают…
Виктор нагнулся и поднял куклу. Она была сплетена из темных и белых ошкуренных прутиков. Пятна на ней отчетливо напоминали военный камуфляж.
Мир медленно затягивала черная пелена, в маленьком домике становилось все темнее и холоднее. Еще немного — и последние крохи тепла отлетят прочь, а вместе с ними измученная, но свободная, теперь навеки свободная Светина душа.
Девочка лежала, откинувшись на груду старых надувных кругов, полуприкрыв глаза. Вот она приподнялась на одном локте и, обмакнув палец свободной руки в лужу собственной алой крови, принялась чертить на дощатом полу одной ей понятные знаки. Может, кто-нибудь найдет их и сумеет уловить скрытый в них смысл.
А с ней все кончено, главное, что ей удастся сбежать от проклятых демонов, от черного кота с его чересчур выразительным взглядом, от всей жизни, которая почему-то покатилась вбок, по кривой колее, ведущей в никуда.
Был ли у нее шанс на спасение? Кто знает! Последний этап страшного пути к смерти очередной раз прокрутился перед глазами девочки.
...Спина мерзла от прикосновения холодного камня постамента, а ноги совершенно затекли от сидения на корточках. Света точно знала — как только поднимется, сразу побегут мурашки и будет больно ходить. Отчасти именно по этой причине она не меняла позу целую вечность. Сколько, сказать невозможно, потому что каждая минута тянулась год, а час — не меньше века. Открывать глаза девочка тоже не спешила. Правда, дневной свет сквозь закрытые веки казался ярко-алым, но с этим можно было смириться. Равно как и с причудливыми картинками, возникавшими в измученном мозгу беглянки. Она надеялась, что вечер уже наступил и скоро придут друзья и найдут ее здесь. А главное — следователь из Москвы.
Обострившаяся в последнее время интуиция подсказывала ей, что этот человек здесь неспроста, и сам еще не знает, какова будет его роль. Света была уверена, что он спасет, по крайней мере, ее, а может, и всех остальных.
Сплетенных под коленями пальцев коснулось что-то мягкое, пушистое, теплое… Девочка резко открыла глаза и увидела его. Того, кого и опасалась все это время, — черного желтоглазого кота. Он прошелся мимо нее в одну сторону, потом в другую — все так же мимолетно касаясь пальцев шерстью, подергивая кончиком угольного хвоста. И наконец зверь остановился напротив беглянки и внимательно посмотрел ей в глаза.
В бездонных золотистых колодцах Света увидела собственное отражение, и такое, что немедленно поднялась и заковыляла прочь, едва наступая на непослушные, онемевшие ноги, все ускоряя шаг.
Метров через двадцать она обернулась. Черная тварь спокойно, почти торжественно, шагала за ней. И не отставала. Совсем не отставала.
«Куда же ты? — безмолвно спросили безжалостные кошачьи глаза. — Все равно ты от меня — и от нас — никуда не денешься».
Ноги сами понесли Свету вперед, не спрашивая разрешения. За спиной раздалось яростное шипение, даже скорее рычание. В глазах у несчастной беглянки потемнело, и она бежала, не разбирая дороги, ничего не видя и не слыша, пока асфальт под ногами не сменился пружинистой почвой и не пошел под уклон. Еще несколько шагов — и, споткнувшись о какой-то корень, девочка кубарем покатилась в неглубокий овраг в самом конце парка, о существовании которого она прекрасно знала. Более того, не раз там играла одна, когда другие дети доводили ее до слез. А тут как-то не сориентировалась.
Света с треском прокатилась через кусты с облетевшими уже листьями — настоящие розги, такими только нерадивых учеников сечь за провинности, — обдирая руки, лицо, шею, и с размаху плюхнулась в мягкую грязь возле узенького, почти высохшего ручейка, полноводного поздней осенью и весной, а летом исчезающего совсем. Девочка замерла, прислушиваясь. Впрочем, мягкие кошачьи лапки ступают бесшумно, и на слух полагаться нельзя. Поэтому через несколько мгновений тишины беглянка приподнялась и рискнула приоткрыть глаза. «Хорошо, зажмурилась вовремя, — невольно подумала она. — А то могла и на сучок напороться…»
Кота, как ни странно, видно не было. Наверное, отстал. Вздохнув с облегчением, Света не без труда поднялась на ноги и критически оглядела себя. Нда, хороша, ничего не скажешь — руки в грязи, брюки тоже, свитер заляпан весь. Не похвалят воспитатели, тут к гадалке не ходи. Девочка присела на трухлявый ствол поваленной березы и задумалась, как лучше поступить.
