малахольной, хоть ты.
Велька огляделась, хотя и так было ясно, к кому последние слова относились: Волкобой, оказывается, пошел за ними и улегся позади. И отмалчиваться он не стал, внушительно тявкнул. Правда, пойми попробуй, что сказать хотел?
Велька с Любицей разом рассмеялись. Велька соскользнула с пня к Волкобою, обняла его, сказала, смешливо поглядывая на Любицу:
– Подскажешь, может, друг сердечный, кто мой суженый? Горибор или Яробран? Кто из них? – и посмотрела на пса, ожидая, не станет ли он на самом деле советовать.
А ну как и впрямь отведет ее к кому-то из княжичей? Он это умеет.
Пес с советами не торопился, смотрел серьезно и как будто с упреком, дескать, что ты от меня хочешь-то, княженка Велья, зачем дразнишь?
– А, значит, Горибор или Яробран? Они нравятся? – обрадовалась боярыня. – И что же, оба одинаково? Так не бывает. Кто больше?
– Еще не знаю. Подумать надо, – усмехнулась Велька. – Ты бы не торопила меня, вот пойму, тогда скажу.
– Яробран, – сама решила Любица. – А что, он хорош! А Горибор словно не о том все думает. Словно жениться ему и не надо. Или он оттого тебе по нраву, что себе на уме и на вас, невест, мало смотрит?
– Не знаю, – засмеялась Велька, – не оттого, нет.
– Ну гляди, – сдалась боярыня, – время есть покуда. Но не зевай, Огнявушка, и своего не отдавай! От судьбы, конечно, и на коне не ускачешь, знаем, слыхали. Но еще говорят, что счастье свое проспать можно.
Велька спорить не стала, с чем тут спорить? Все правильно. Только как выбирать из четырех княжичей… ладно, пусть из двух, если другой из головы все нейдет? А про Венко ей вслух и сказать нельзя, вот разве Волкобою только.
Она и сказала, не сдержалась:
– Эх, собачка моя милая, вот бы здесь Венко появился, а? И чтобы он, как в кощуне[34]… змея огненного победил, что ли? Ай нет, не надо змея, что это я, глупая, такое желаю, нам только змея тут не хватало! Ну а что же еще должно случиться, чтобы мне можно было за него выйти?
И поскольку пес опять с ответами не торопился, напротив, терпеливо слушал, она сама и ответила:
– А ничего случиться не может. Сбежать вот если… ой, да что это я? Не сбегу, нет. Выйду замуж… да вот за Яробрана и выйду. А, нет, Волкобоюшка, вряд ли за Яробрана. Знаешь почему? А ему моя сестра люба, я вижу, хоть он брату вроде и уступает, Велемилу. А я, значит, не люба, так зачем он мне тогда? Значит, Горибор. А что, мне он нравится даже, точно, Волкобоюшка, нравится. Не так, как Венко, поменьше пока, но если я его узнаю, может, он и сильней понравится, а? Может, мне поговорить с ним?
Волкобой глядел с сомнением. И кто знает, что у него было на уме?
– Поговорю, – решила Велька, – а верить ему можно ли? Волкобоюшка, может, знаешь? Почему Быстрица мне сказала, чтобы я ушам своим не верила? Это ведь значит, что я неправду какую-то все время слышу. Обманывает меня кто-то, да, Волкобоюшка? А кто?
Пес опять только смотрел задумчиво.
– А ты небось знаешь, в чем дело? О чем Быстрица говорила – знаешь, да?..
Много размышляла она о словах речной девы, но яснее они оттого не стали. Чему-то не надо верить, где-то рядом ложь – это ясно, но как понять, где ложь та? Потому что ничему не верить, конечно, нельзя, как же жить-быть, если совсем ничему не верить?
– Горибора поспрашиваю, – решила Велька, – а пока пошли, Волкобоюшка, косточку тебе поищу помяснее. С тобой говорить, хороший мой, одна радость, слушаешь, советы добрые даешь. Отцу моему боярин тебя не подарил, а мне подарит, как считаешь? Если я очень попрошу? Мне на свадьбу – подарит? Ну как невесте княжича он отказывать станет, сам подумай, – говорила, посмеиваясь, пса по шее лохматой теребила, а тому нравилось, сам об ее руку терся…
Шутки шутками, а на самом деле, попроси она Волкобоя, как боярин отговариваться станет? Надо попросить – решила Велька. Чтобы отговорки послушать. Интересно же.
Чаяна по-прежнему с утра до вечера ехала возле Вельки, все больше молчала, и ее жадный, тоскующий взгляд искал Иринея и не находил. Велька понимала: сестра рядом потому, что Иринея стережет, не хочет упустить ни единого неосторожного взгляда, брошенного на невольную соперницу. Вельку это сердило. Как будто и сестра теперь не сестра, а чужая девка, злая и жадная. Нет, так-то сестрица не жадничала, напротив, все порывалась Вельке что-нибудь подарить, да красивое: то серьги любимые, яркие, сверкающие, с граненым хрусталем, то янтарное ожерелье, то перстенек с редким ярким зеленцом, который якобы ей самой надоел. И когда дарила, взгляд ее будто туманился, и понятно почему. Велька хоть поручиться могла: отдавая подарок, Чаяна заговор твердила, что-нибудь вроде: «Серьги мои возьми, а Иринея мне отдай на веки вечные, чтобы мой был, пока реки текут, пока деревья растут!» Какая девка такой ворожбы не знает! А какая не знает, той при нужде сразу подскажут. Самая простая отсушка на парня, чтобы у другой его увести. И вреда от нее никакого, как и толку, впрочем, хотя наверняка иногда и действует.
Наконец Велька не сдержалась, сказала, беря колечко:
– Да не мой он, сестрица. Поверь уж наконец. И замуж за него я не хочу!
