– Я никому не расскажу, – пообещала Велька.
Он кивнул.
Глава 11
Свидание
На седьмой день пути к Вельке пришел Горибор во время полуденной стоянки.
– Не поможешь ли, боярышня Огнява? Ты, слышал, лечить можешь? Парню одному нашему неможется.
– Могу. А что случилось? – встревожилась княженка.
Среди кметей всегда найдется умеющий лечить, и не один, так что с пустяками к сторонним людям обращаться не станут. Вон и Венко когда-то ногу ей вправил и боль снял, как заправский знахарь, – среди торговых людей, между городами колесящих, знахарские навыки тоже в цене.
– Веред[35] на руке вскочил, еще в Верилоге, – пояснил княжич, – лечили, да не лечится. А теперь и лихорадка пришла. Взгляни, если что понимаешь…
– Взгляну, показывай!
Ее ларец со снадобьями далеко в тюки не увязывали, был под рукой. Вообще, веред вылечить нетрудно. Видно, что-то пошло не так.
Ой да, совсем не так. Парень был плох, без памяти лежал в повозке. Рука в умело наложенной повязке распухла, кожа горела жаром.
– Вы бы еще седмицу подождали, потом звали! – в сердцах бросила Велька.
– Плохо? – горькая морщина легла меж бровей Горибора.
– Плохо. У него уж кровь загорелась, видишь, как сильно?
Она ножом, услужливо поданным кем-то из кариярцев, разрезала повязку, осмотрела руку. Если бы сразу смазать тем бальзамом, ради которого она прогулялась перед Купалой к ливскому купцу, уже и следа бы от вереда не осталось. Бальзаму тому еще постоять бы, дозреть, но и так уже был хорош. Да только ложка дорога к обеду, а лечение – вовремя.
– Кто знал, – вздохнул Горибор, – есть с нами ведун, и мазь накладывал, и заговоры читал, а не сумел. А тебя позвать, боярышня, мне и в голову не приходило, пока ваш воевода не подсказал.
То есть Горыныч посоветовал, значит. Он мог бы, он как-то еще к бабке лечиться приезжал к ним в Синь, давно уже.
Поздно или нет, а делать что-то надо. А там уж на Божью волю…
Велька повязку наложила новую, со своим бальзамом, настойки для очищения крови смешала, напоила больного. Бабка Аленья так бы сделала. Да только не лечила еще Велька больного настолько тяжелого, опыта не было. Со снадобьями она не ошиблась, но тут уже, определенно, не только снадобья требовались. И заговоры ведун дружинный читал. Что за заговоры? И каков ведун?
– Что, поправится Ветрян? – спросил Горибор.
– Как Боги Светлые решат, княжич. Веред не наружу вышел, а вглубь ушел, кровь отравил…
У каждого когда-нибудь да наступает час, когда приходится уповать на волю богов, и хорошо, что не всегда речь идет о жизни и смерти. Но теперь у парня этого, Ветряна, дело обстояло именно так. Глядя на его заострившиеся черты, сухие губы, трогая горячую кожу, Велька вдруг отчетливо поняла, что этот совсем молодой кметь уже скоро готов будет шагнуть на Калинов мост, за которым живым места нет.
Время ворожить, а то ведь и опоздать можно. А как? Попробовать жар оттянуть, чтобы больному полегче было? А потом холодным пламенем выжечь заразу из крови? Или сначала выжечь?
Пламя не только обжигает, оно может ласкать, может лечить. В руках того, кто власть над ним имеет. Плохо, что Велька не знала толком, что именно делать, а жизнь человеческая – хрупкая очень, когда рядом огонь, хоть и холодный. Лихорадку простудную лечила как-то, вместе с бабкой. Но здесь не то.
Еще бабка могла пойти за Калинов мост, ушедшего успеть вернуть. Она так делала. Бывает, что
На
– Да как же так, Огнявушка? – горестно покачал головой Горибор. – Из-за такой безделицы? Что я отцу его скажу? Только восемнадцатое лето парень на свете живет! Из-за такого разве умирают? Я его сам взял, отец отпускать не хотел, да он рвался, хотел чужие земли повидать. Не воевать же!
– Судьба у него такая, по всему видно, княжич мой, – назидательно сказал кто-то рядом, – все от судьбы!
Велька подняла голову, посмотрела. Говорил человек в одежде кметя, незаметно к ним подобрался. Велька его вроде и не замечала прежде, щуплого такого, невысокого, в отличие от других. Это, наверное, ведун и есть, тогда понятно, почему неказистый – ему, главное, не воевать, ему спасать потом вояк от безвременной смерти.
Ведун смотрел на молоденькую девку с недоумением и даже с обидой – дескать, эта-то что тут мешается?
