потрепанной какой-то с виду, и, кажется, уже отчаялась спастись, а увидев людей, наоборот, затихла, прижавшись в углу.
– Ой, вытащим ее? – тут же разжалобилась Велька.
– Вытащим, да как? Дай подумать, – покачал головой Венко, – обмотать бы морду ей плащом, чтобы не цапнула, так плаща нет.
– Погоди, – Велька щелкнула пальцами и произнесла обездвиживающее заклятье, от которого волчица должна была замереть ненадолго.
Волчица не замерла, наоборот, зарычала. Велька повторила, опять не вышло. То ли эти умения тут были бесполезны, то ли не действовали они на волчицу.
– Ладно, изловчусь. Держи вот крепче, – Венко вложил девушке в ладонь стремившийся убежать клубок и, она и опомниться не успела, спрыгнул в яму.
Глупая волчица сначала испугалась, заметалась, уговоров не слушала и в руки идти не желала, так что Венко не без труда ее поймал и выбросил из ямы. Зато, лишь оказавшись наверху, зверь показал прыть и резво удрал. Венко, зацепившись за свисающий над ямой корень, тоже выбрался, и Велька ахнула – его рукав и рубаха сбоку были обильно испачканы кровью.
– Поблагодарила тварь лесная, цапнула-таки, – усмехнулся Венко, – ладно, ей тоже было тут несладко. Сейчас перевязать бы, и заживет как на собаке. Найдется у тебя, люба моя, чем перевязать, или рубаху рвать? – он зажимал ладонью рану, и кровь уже сочилась из-под его пальцев.
– Иди сюда, вылечу, – Велька усадила его под дерево и схватилась за заветные флаконы Быстрицы.
– Стоит ли такое снадобье на безделицу переводить? – стал было возражать Венко.
– Скажешь тоже, – рассердилась княженка, – какой ты мне тут с больной рукой защитник и помощник? Эй, а ты откуда знаешь, что это за снадобье? – спохватилась она, одновременно радуясь отыскавшейся в сумке тряпице – есть чем кровь хоть вытереть.
– Сказывали мне, как боярышня одна Ветряна лечила.
– Кто сказывал?!
– Да много кто. Всех перечислить?
– Ты с нашими кариярцами, вижу, хорошо знаком.
– Знаком, кто спорит? Говорил же я, что и у князя кариярского тебя выпрошу и женюсь.
– Это я подумаю еще.
– Конечно, думай, есть ведь время!
Слово за слово, а три капельки драгоценной мертвой воды рану затянули, потом капельки живой завершили лечение – боль ушла, и рука стала двигаться как здоровая. Несколько шрамов только и осталось, тонких, еле заметных, да рубаха испорченная, рукав которой Венко закатал до локтя.
– Едешь не с нами, а следом, с купцами в обозе, а про нас все знаешь, – не удержалась Велька.
– Все не знаю, знаю про Ветряна да боярышню. И где же мне ехать, если я купец и товар везу, и товарищи-дольщики мои со мной?
– И шрам у тебя на руке, как у всех кириярских кметей, от клятвы князю след, – она показала на шрам на его предплечье, который был теперь хорошо виден, – а бусину в волосах вот так, как у тебя, у нас не простые кмети носят, а те, кто сами дружину водят. У вас не так? И еще у нас на Перуновы дни у святилища не купцы дерутся, так что вряд ли у какого купца такая бляха найдется, – она показала на его пояс. – Хватит, Венко, прошу тебя. Я не стану тебя ни о чем спрашивать и байки твои не хочу слушать.
– Добро. Мне такой уговор нравится, – он кивнул, оправил рубаху и пояс, – раз признала след от клятвы, значит, понимаешь, что не могу я рассказывать, что не позволено. Не я так решил, не сердись!
– Ты до сих пор служишь кариярскому князю?
– Я Венко-купец, – мягко повторил Венко, ища ее взгляда, – знай пока это. И прошу тебя, люба моя, не пытай меня ни о чем. Подожди до Карияра. По своей воле не стал бы я от тебя ничего скрывать.
Велька не стала отвечать, отвела взгляд:
– Пора нам, и так задержались, – и бросила на землю клубок, который, словно рассерженный на то, как неучтиво был остановлен, припустил вдвое быстрее и исчез в кустах. Венко бросился следом, княженка за ним, а там дальше овраг заросший оказался, корни древесные густо переплелись – только ноги и ломать. И клубок скоро исчез из виду.
– Ничего, люба, догоним, – утешил Венко.
Они и старались, но недалеко убежали: из-за кривой елки прямо им навстречу вдруг выступил зверь.
Сказать бы, что это был волк, да разве бывают такими волки! Волки серые и меньше втрое…
И все же это был волк, огромный, серовато-белый, словно седой.
Здесь-то, конечно, это был волк, а на самом деле…
Седой волк подошел и положил Вельке под ноги непослушный клубок, который теперь не кидался бежать, а послушно лежал, куда положили. Растерянная, она нагнулась и взяла клубок, поклонилась волку:
– Спасибо, батюшка.
