Верилога. Тогда счастье, что была у Вельки живая и мертвая вода, она ведь ею двоих вылечила, в том числе Венко…
Опять выходит, что все сплетено вместе, точнее, скручено-спрядено, как пряжа, которую тянет из кудели богиня Доля. Все суждено. Ничто не было зря.
– Будто бы бабка твоя князю Велеславу завещала выдать тебя замуж в Верилоге, никуда не везти. А Даруна сказала, что можно, батюшка твой и обрадовался. Как ему было тебя дома оставить, сама понимаешь! Ох, боги… – Любица Велькину руку крепко стиснула, – но мы тебя сбережем, не сомневайся. Ты только сама дурные мысли прочь гони! И больше не волхвуй. Надо было ведуна сильного с собой взять, чтобы помогал, да кто же знал…
– Хорошо, – Велька только плечами пожала.
То, что Любица сказала, ее немного утешило. Значит, смятение это из-за дороги и потому что сила разбужена нечаянным волхованьем. Что ж, тогда пусть идет все как идет.
– А ты на сестру, что ли, совсем не серчаешь?
– Нет, зачем, – Велька опять пожала плечами, – я ведь правда не верю, что она мне смерти хотела.
– Это правильно, – одобрила боярыня, – и Даруна говорила, что не надо тебе ни на кого держать зла, чтобы мы от этого тебя тоже хранили. От этого сила в беспокойство приходит.
– Сколько она вам всего говорила! – не удержалась, усмехнулась Велька. – А мне – ничего…
– А это чтобы тебя не тревожить. Говорила она, что поначалу сама звала тебя в святилище – было такое?
– Было, – признала Велька.
– А потом она поняла, что лучше тебе не прятаться, а судьбу свою исполнить. Ты, видишь, не одна, и мы тут, и дружина вон какая! Ничего не бойся, справимся с любым лихом!
Чаяна – та казалась спокойной, и, если только по виду ее судить, утешилась она сразу. Велька знала, что это неверно, сестра просто умела казаться такой, какой следует быть на людях княжне, прятать недовольство внутри. Его, недовольство, как ни странно, выдавало излишне тщательное одеванье каждое утро, множество блестящих ожерелий, к каждому наряду разных, и еще она вдруг принималась ни с того ни с сего распекать челядинок, когда те прислуживали Вельке. Воевна то и дело сердито поджимала губы, однако не перечила. Велемилу Чаяна теперь приветливо улыбалась, говорила с ним ласково, и его это радовало. Они целыми днями почти не расставались. Но раз-другой заметилось Вельке, что сестра по привычке ищет взглядом Иринея, который теперь старался находиться от нее как можно дальше: в начале обоза с дружиной, загородясь спинами верных кметей.
– Обманули меня твои резы! Я-то думала… – только и бросила она как-то Вельке, недовольно кривя губы, казалось, что вот-вот заплачет.
Не заплакала. И больше об этом не поминала. Но княженка и сама сокрушалась – почему резы неправду сказали? Потому ли, что изменилась Чаянина судьба, то есть до приворота одной была, а после другой стала?..
Веси, а тем более города на пути обоза стали попадаться редко. Велька настолько привыкла спать в шатре, что, казалось, лежанка в княжеском тереме ей когда-то приснилась. Так что если дородная Воевна сокрушалась, что-де на жесткой земле и перина не мягка, а другие боярыни ей вторили, и Чаяна тоже повадилась жаловаться, что бока болят… Велька только улыбалась, ей было в самый раз. Да и не любила она пуховых перин, на шерстяном тюфяке спалось куда как лучше. И не верилось, что сестре прямо-таки больно спать, если на землю сначала лапник сосновый положили, а сверху перины мягкие целых две! Когда она однажды не удержала смешок, Чаяна обиделась, уколола:
– Если бы моя матушка из смердов была, то и я бы, наверное, могла, как ты. Будешь с мужем своим хоть на овчинах спать, и зачем тебе в приданом перины везут?
– И впрямь, – сразу согласилась Велька, опять улыбнувшись.
Что ж, и так все знают, что не из знатных у княженки была матушка. И то, что женихи-княжичи нередко и шатра себе не ставили, так и спали у костра по-походному, на тонких овчинных подстилках, было хорошо. Кто из них ей ни сужден, необязательно будет постель с кучей перин стелить. И кмети из дружины так же ночевали, по-простому – ночи теплые стояли, даже душные.
Велькина улыбка Чаяну отчего-то рассердила.
– Да тебе такое приданое и без надобности! – бросила она. – Думаешь, почему на тебя княжичи не глядят даже, не то чтобы обручье просить?.. – она спохватилась, по губам себя пальцами хлопнула.
– Что ты сказала?.. – вот такого Велька не ожидала, растерялась.
Воевна, что сразу нахмурилась, едва разговор этот начался, продолжать им не дала, прямо-таки вытолкала княжну из шатра, отвела в сторону, и о чем они говорили, Велька не слышала. Да видно, вызнала что-то старшая боярыня, потому отправилась сначала к своему воеводе, потом они вдвоем – к боярину Миряте, и княжичей тоже созвали. Чаяна вернулась в шатер виноватая, сразу к Вельке кинулась:
– Сестричка, ты прости меня, я пошутила только! Ты ведь не обиделась? Не обижайся, ну пожалуйста! Ну, разозлилась я, и ты тут с насмешками, а ведь правда тяжко мне!
– Ну да, понимаю. И ты прости, – Велька отстранилась, на сестру взглянула, – ты лучше без утайки расскажи, что знаешь. Ведь ты сестра мне, и князю
