Татошка удивленно посмотрел на хозяйку.
– Чего смотришь? Ну, не оставлять же его здесь? Пропадет, крысы слопают.
– Крысы. Да, крысы. Ганс говорил крыс гонять, сам смеялся. Но я убежал!
– Какой Ганс? Зачем гонять? И сними ты этот дурацкий колпак!
Остатки воды пошли на то, чтобы привести чучело в порядок. В результате получился вполне даже симпатичный парень, правда, чернокожий.
Пока Элька оттирала Пугало, не забывая подкармливать понемножку, тот рассказал ей свою историю. Игорь Старшинов (как ни старались его мучители, имя свое он не забыл) жил с родителями на Курской-кольцевой. Когда отец и мать один за другим умерли, сирота оказался никому не нужен… Вот и продали его на Красную линию. Правда, там Игорю было хорошо, не обижали. Даже в школу ходил.
Элька удивилась: с его-то мозгами – и в школу. Но потом сообразила, что от рождения парень дурачком не был, все его странности – благоприобретенные. Так это и не мудрено, на его месте любой бы сбрендил.
Что-то потом произошло такое, что Игорька (которого на Красной линии Максимкой звали) выменяли в Рейх… И вот тут началось. Его не убили, нет. Но иногда ему казалось, что лучше смерть, чем такая жизнь. Парня сделали пугалом. Реальным, на потеху Гансу и его дружкам: по ночам он должен был в туннеле распугивать крыс… Но это было еще не всё. Ганс использовал его как приманку на вичух: выставит на открытое место, а когда те появятся – стреляет в свое удовольствие. С Игорем был еще один бедолага, но когда того ночью сожрали крысы, парень решился на побег… Вот такая грустная история.
– И что мне с тобой, горемычным, делать? Тато, как? Не против попутчика?..
– Так и пошли они втроем: Эля – искать родителей, Татошка – ее провожать, а Страшила – спросить для себя ума. И еще ему очень хотелось жить на станции, где все добрые и друг друга любят.
– А Страшила – это потому, что страшный?
– Да нет. Он не мог быть страшным, он был очень добрый.
– А я Страшилу люблю.
– Конечно, маленькая. Его нельзя не любить. Он очень хороший.
Такой же, как и Старшинов? Или наоборот? Старшинов – как Страшила? Эх, только бы не запутаться, а то получится вместо доброй сказки грустная история…
– А Страшила нашел себе станцию?
– Подожди, куда торопишься! Давай по порядку, там знаешь еще сколько приключений, ого-го! Продолжаю?
– Продолжай!
– И вот наша троица направилась прямиком к Парку культуры, где тот самый туннель до Изумрудного города, помнишь?
– Ой! – девочка испуганно зажала рот ладошками.
– Что такое?
– Так это совсем рядом…
– Тс-с-с… Тихо, – Лев приложил к губам палец, – никому! Пусть это будет нашим секретом! Хор?
– Хор, – едва слышно произнесла Оленька. – Давай дальше.
– И вот шли они, шли, а потом встретили Железного Дровосека.
Заметив удивленный взгляд Оленьки, Лев вдруг сообразил, что девочка понятия не имеет, кто такой дровосек.
– Дровосек – это кто рубит деревья на дрова. Ты картинки с деревьями видела? Вот раньше их срубали и сжигали для тепла.
Девочка открыла было рот для своего извечного «почему», но Лёвушка опередил:
– Потом расскажу, а сейчас – сказка.
Оленька покорно кивнула. Мужчина продолжил.
– А железным он был потому, что его из железа сделали.
Парк культуры жил обычной жизнью: караваны, челноки, торговые ряды, толпы народа продающего и покупающего… Если бы не Игорек, в подобной суматохе троица вполне могла бы затеряться, но негра в Московском метро образца 2033 года встретишь не часто. Сначала Эля хотела замаскировать экзотическую внешность, надев на парня респиратор. Но, подумав, отказалась от затеи – так Старшинов выделялся еще больше и вообще мог вызвать вполне обоснованные подозрения.
С родной Октябрьской Элька сбежала, успев захватить с собой лишь самое необходимое, и только потом поняла, что совсем не готова к путешествию. Выход был один – прикупить все это, пока есть возможность.
От обилия товара разбегались глаза, но вот того, что могло бы им пригодиться, девушка всё не находила. Она уже отчаялась, когда наткнулась на палатку, перед входом в которую было разложено как раз то, что и было нужно.
Внешний вид продавца отнюдь не располагал к доверительной беседе. Жизнь, видимо, основательно потрепала его: многодневная щетина едва
